и храни их в твоем сердце вместе с остальными, но иди своим путем, «пойди обратно своею дорогою», оставайся таким же, каким был вначале, когда ты искал добро и полагал, что нашел что-то, – потому что и Бог такой же, как был вначале, и в Нем нет изменений и ни тени перемены; пусть внутри тебя будет твердый дух, и верь в Бога, потому что те, кто в Него верует, не постыдятся. Мы видим это в нашем отце, который чувствует все эти страдания, все невзгоды, а также весь грех вокруг себя, он проявляет участие и помогает как только может и все же неизменно идет своим путем, творя добро и не озираясь назад. Да, так и есть, у него такой же дух, какой был у Христа, тот дух, о котором Он сказал: «Отче! в руки Твои предаю дух Мой». У очень многих он есть – хотя и не в такой мере, так что и нам под силу его достичь, это не безнадежная задача.

«Ревностно исправляйте свою жизнь», – написано в книге Фомы Кемпийского, и это то, что следует делать, не сдаваясь, даже если становится страшно от всего того дурного, что в нас есть, что нас по праву заставляет сказать: «Именно я навлек это горе на себя и остальных», ибо для того, кто так настроен, его время настало, он – «the very man»[41]. Для таких сказано: «должно вам родиться свыше». Для таких слово Божье будет светочем, а Он сам через это слово – Другом и Утешителем, и печаль ради Бога произведет то, что Он произведет, если ее не убояться.

Есть то, что я обязан поведать тебе, от тебя у меня нет секретов. В жизни дяди Яна, дяди Кора, дяди Винсента много-много добра и благочестия, но все же чего-то не хватает. Тебе не кажется, что когда первые двое вечером сидят и разговаривают, как часто случается, здесь, в этой красивой и скромной комнате, известной тебе, – разве эта картина не радует сердце, в особенности если на них смотреть с любовью, как это делаю я? И все же в рембрандтовских «Паломниках в Эммаусе» еще больше красоты, и они могли бы быть такими, а сейчас они почти такие, но не полностью. В папе есть то, чего им недостает: хорошо быть христианином, и частично, и полностью, потому что это – вечная жизнь; а теперь я пойду еще дальше и скажу, что этого в них нет – это отсутствует в их доме и в них самих; и тогда ты скажешь или, по крайней мере, подумаешь о том, кто увидел сучок в глазу брата своего, а бревна в своем собственном глазе не почувствовал, и тогда я отвечу на это, что, возможно, так и есть, но, по крайней мере, справедливы слова: «хорошо быть христианином, и частично, и полностью».

Несколько дней назад я провел вечер в кабинете преподобного Йеремии Мейерса, не старого проповедника, а того, о котором я упоминал ранее и который мне очень понравился.

Это был приятный вечер, он задавал разные вопросы о Лондоне. Я смог многое рассказать, а он поведал мне о своей работе и о благословении, которое явно присутствует в его жизни. В той комнате висел очень хороший рисунок углем с изображением богослужения, которое он зимними вечерами обычно проводит у себя дома, очень добротный, Израэльсу он бы очень понравился, в общине состоят рабочие и их жены, в книге Доре о Лондоне тоже встречаются подобные сюжеты. Он провел 14 дней в Лондоне. У него большая семья, шесть или семь детей, в его жене есть что-то неописуемое – нечто от мамы или, например, от жены преподобного Джонса. Одним словом, это христианская семья в полноте силы и расцвета, временами на усталом лице этого человека отражается великое счастье, и, попадая в этот дом, чувствуешь что-то вроде: «Сними обувь твою с ног твоих, ибо место, на котором ты стоишь, есть земля святая».