ФЕЛИЦИЯ. То есть до войны ненависти к тебе у него не было?

ДЖЕЙМИ. У него и сейчас нет ненависти ко мне.

ФЕЛИЦИЯ. Есть, и это очевидно. Я ожидаю, что война – это предлог, чтобы позволять ненависти проявляться чаще. И я полагаю, ты хочешь, чтобы я поверила, что война и смерть твоего отца превратила тебя в такого меланхолика, но я в этом сильно сомневаюсь. Откуда бы не идет грусть-тоска, она была всегда.

ДЖЕЙМИ. Ты можешь верить, во что хочешь.

ФЕЛИЦИЯ. Нет, не могу. Но я над этим работаю.

ДЖЕЙМИ. Я не меланхолик.

ФЕЛИЦИЯ. Не очень ты и счастлив.

ДЖЕЙМИ. Я счастлив, когда слушаю, как ты играешь.

ФЕЛИЦИЯ. Тогда это музыка, которая делает счастливым тебя – не меня.

ДЖЕЙМИ. Мне нравится музыка, потому что играешь ее ты.

ФЕЛИЦИЯ. То есть если бы играл кто-то еще, тебе бы не нравилось?

ДЖЕЙМИ. Если будет играть кто-то еще, я буду думать о тебе.

ФЕЛИЦИЯ. Некогда не смешивай девушку с музыкой. И это большая ошибка, представлять себе другого человека вместилищем твоих чувств.

ДЖЕЙМИ. Разве для тебя музыка – не вместилище твоих чувств?

ФЕЛИЦИЯ. Музыка – не человек. Музыка не любит меня и не хочет спать со мной. Музыка просто есть. На войне с тобой произошло много плохого, а потом еще твой отец покончил с собой. Ты чувствуешь тебя потерянным. А потом твоя сестра привозит на лето подругу. Ты не хочешь думать о войне и не хочешь думать о своем отце, который обрюхатил какую-то бедную школьницу, а потом свел счеты с жизнью, поэтому наполняешь голову мною.

ДЖЕЙМИ. Допустим, это правда. Что в этом плохого?

ФЕЛИЦИЯ. Все или почти все. Я не смогу стать для тебя такой заменой. Не смогу, если ты рассчитываешь, воспринимать все, как ты. Я не такая. Я совершенно не такая. И не пытайся заставить меня испытывать чувство вины за то, что я не такая, какой ты хочешь меня видеть. Не сработает.

ДЖЕЙМИ. Я не пытаюсь заставить тебя что-то чувствовать.

ФЕЛИЦИЯ. Это, разумеется, ложь, но, может, тебе следует. Может, кому-то следует. Но не теперь. И, вероятно, не тебе. Сейчас у меня нет на это времени. Ты слышал Джейн? Я невероятно талантлива. Я стану знаменитостью. Я не могу притормаживать ради чего-то, столь тривиального, как человеческая любовь.

ДЖЕЙМИ. Ты это говоришь, но ты в это не веришь.

ФЕЛИЦИЯ. Во что именно? Что я невероятно талантлива? Или в другое? Послушай меня, Джейми, И ты должен помнить об этом все время. Отделенная от искусства, я очень пустая девушка. И я не скромничаю. Просто пытаюсь тебя предупредить.

ДЖЕЙМИ. Ты не пустая.

ФЕЛИЦИЯ. Ты не слушаешь. Ты должен научиться слушать. Не только ноты. Не только Бога, дышащего сквозь ноты. Музыка – дыханье Божье. Но никто не знает, как слушать. Нужно играть так, чтобы заставить их услышать. Поработить их музыкой. И для того, чтобы научиться это делать, необходимо быть совершенно безжалостным. А для этого человек должен отказаться от всего.

ДЖЕЙМИ. Будь осторожна в том, от чего отказываешься.

ФЕЛИЦИЯ. Будь осторожен в том, от чего не отказываешься.

(Встает и возвращается к пианино. Джейми остается на крыльце. Стрекочут цикады).

(ФЕЛИЦИЯ садится к пианино и начинает играть Контрапункт 3).

ДЖЕЙН. Его загипнотизировали ее длинные рыжие волосы и пальцы на клавишах, движения рук. Я знала, думаю я, что с первого раза, когда он услышал ее игру, надежда ушла, он перестал быть удивительно спокойным и доброжелательным человеком, каким мы знали его с детства, учившего нас, как обращать внимание и замедлять время, как что-то хранить и с чем-то расставаться, который казался нам богом, и превратился в кого-то еще, стал рабом чего-то, в первый раз в жизни и в последний.