– И?.. – осторожно спросила Анжи.

– Ничего говорить не буду. Сами все увидите.

Жан-Поль слушал этот диалог, зажав трубку между ухом и плечом, и решил сказать свое слово:

– Как жизнь в захолустьи?

– В захолустье, – поправила его Клер. – Захолустье, оно и есть захолустье, и это отлично. Почему бы вам не приехать сюда и не посмотреть самим?

– Как насчет этого предложения, Анжи? – теперь Жан-Поль обратился к жене. – Хочешь провести несколько деньков в деревне? Мы сможем заниматься любовью на сене. Втроем.

– Почему не вчетвером? Впрочем, я подумаю.

– Для того чтобы говорить друг с другом, вам не нужно держать в руках по телефонной трубке, – Клер рассмеялась. – Нет, действительно, приезжайте. Правда, сена здесь нет.

– Je suis desolé[19], – удрученно сказал Жан-Поль. – Что скажешь, дорогая?

– Да что она скажет? – первой ответила Клер. – Вы обретете здесь покой и умиротворение. – Она вспомнила разговор с Эрни и усмехнулась: – Мы все вместе сможем сидеть на веранде, пить пиво и смотреть, как растет трава.

– Звучит возбуждающе, – усмехнулась в ответ Анжи.

– Мы постараемся выкроить несколько дней и приехать. – Жан-Поль, судя по всему, решился: – Я хочу побывать в захолусть-и.

– Отлично! – Клер подняла стакан и чокнулась с призрачным собеседником. – Вам понравится. Правда. Это классическое американское захолусть-е. В Эммитсборо никогда ничего не случается.

Тучи совсем скрыли луну. Звезд тоже не было видно. Мелкий дождь размывал грязь на земле в круге. В яме сегодня не было огня – только холодный пепел. Свечи заменили фонари.

Погода не благоприятствовала, но решение принято, и ждать они не собирались. Сегодня на поляне было только пять человек в черных плащах. Старая гвардия. Самые лучшие. Эту встречу и ритуал, который должен был последовать, избранные держали в тайне от всех.

– Боже, какая же мерзкая ночь! – сказал подошедший к ним Бифф Стоуки, прикрывая огромной ладонью сигарету от дождя.

Он был членом этого братства уже двадцать лет и полагал, что сие дает ему определенные права.

Сегодня не было ни пения, ни звуков колокола, ни женщин – жриц продажной любви или тех, кому суждено было стать жертвой. Вместо живого алтаря этой ночью на поляне была пустая доска, и, судя по всему, собрались они здесь не для оргии. Все служители сатаны выглядели настороженными и на замечание Билла никто не ответил.

– В чем же дело? – удивился он. – Где все остальные? Что вообще происходит?

– Сейчас все узнаешь.

Верховный жрец вышел на середину круга. Глаза из прорезей маски глядели так мрачно, что его сподвижники содрогнулись. Он поднял ладонь и сказал:

– Мы были первыми. Нас немного. В наших руках сила. Наш господин даровал нам великое счастье: право привести к нему других, показать им его славу.

Он стоял, как статуя – жуткий прообраз скульптуры Клер Кимболл. Спина прямая, голова откинута назад, рука поднята вверх. Взгляд под маской горел осознанием власти, которую он имеет надо всеми – даже над своими братьями.

Они пришли по первому его слову. Так же они будут действовать.

– Князь тьмы недоволен. Один из его детей, один из его избранников предал нашего господина. Закон наш попран, и мы должны восстановить его силу. Предателя ждет смерть.

Когда верховный жрец опустил руки, один из стоявших поодаль достал из-под черного плаща бейсбольную биту. Бифф Стоуки открыл в удивлении рот, но тут бита обрушилась на его затылок.

Когда Бифф пришел в себя, он понял, что раздет и привязан к доске, символизировавшей алтарь. Его тело оказалось мокрым от дождя, и Стоуки почувствовал холод. Но это было ничто по сравнению с леденящим страхом, сковавшим его сердце.