Невольно морщусь от слащавого обращения, прекрасно зная, что за ним стоит – банальная игра на камеру. Будто никто в доме не в курсе реального положения дел!

Как же я его ненавижу, не передать словами. Презираю каждой клеточкой своего тела, но… продолжаю молчать. Терплю. Проклинаю. И все равно молчу. Снова и снова.

– Здесь, – легкие горят от недостатка кислорода, когда поворачиваю за угол и оказываюсь прямо перед ним. – Добрый вечер.

Как послушная кукла, дожидаюсь, пока он снимет пальто и убираю его в шкаф. Следом идет шарф. Аккуратно прикрываю дверцу-купе, стараясь не издавать лишнего шума. Знаю – дразнить дикого зверя себе дороже. А в последнее время его раздражает все. Начиная от криво поставленной тарелки, заканчивая не тем взглядом. Глеб придирается ко всему. Вспыхивает, как по щелчку и не успокаивается, пока не выплеснет всю злость.

Ноющая боль в левой лопатке – яркое тому подтверждение.

– Идем, я уже велела накрыть на стол. Как прошел твой день? – меньше всего на свете меня интересует, чем он там занимался. Но в голову больше ничего не приходит.

Повернувшись, смотрю на него. Прислонившись к старинному комоду, муж прожигает меня сканирующим взглядом.

Не знаю, что мне делать. Хочется отвернуться, забиться в самый дальний угол и закрыть глаза руками – только бы не видеть его, не ощущать тяжелого дорогого парфюма… и забыть обо всем. Но вместо этого я покорно жду, пока он не закончит свою любимую игру в гляделки.

– Куда ты сегодня ездила? – спрашивает, оттягивая галстук. Откинув голову, сглатывает, смотрит прямо в глаза.

Словно в замедленной съемке вижу, как дергается его кадык, опускаются веки. Несмотря на внешнее спокойствие, я чувствую его злость. Ярость исходит от невидимыми волнами. Бьет по коже.

– К Анне, – стараюсь звучать убедительно. – Мы давно не виделись. Она хотела…

– Сколько раз тебе нужно сказать, чтобы ты с ней не общалась? – вздрагиваю от его тона. – Чтобы никуда без моего ведома не совалась?! Забыла, что бывает, когда ты не слушаешься мужа?

– Я помню, – сжимаю пальцы в кулак, впиваясь ногтями в кожу, но взгляда не отвожу. – Но Аня моя единственная подруга. Я не хочу терять и ее! – повышаю голос, не справляясь с эмоциями.

Он взрывается моментально. Приближается резко, словно гепард, и, схватив меня за локоть, дергает на себя.

– Что это? У нашей куколки голос прорезался? – ухмыляется недобро. Я знаю этот взгляд. Этот блеск в глазах. Это конец… Теперь он точно не остановится. – С каких это пор ты начала со мной пререкаться?!

Трясу головой.

Мысленно проклинаю себя за несдержанность. За то, что в очередной раз не смогла удержать язык за зубами.

– А может, ты забыла кто ты, Снежана?! Так я напомню! Красивая светская шлюха, которую я в своем время купил у твоего отца! И с тех пор, как я отвалил за тебя кучу бабла, тем самым спасая вашу семейку от разорения, ты потеряла право что-либо хотеть. Ты – моя собственность, Снежана. Моя. Собственность. Уяснила? – рычит он, сжимая мою руку до онемения. – Отвечай!

– Д-да, – из горла вырывается полустон.

– Вот и отлично, – разжав пальцы, отталкивает от себя, как нечто очень грязное и мерзкое. – Надеюсь больше мы к этому разговору не вернемся. Что там с ужином? Я ужасно хочу есть.

Проходит мимо меня и, как ни в чем не бывало, идет есть.

Я же остаюсь стоять на месте и таращусь на свое отражение. Бледная, огромные стеклянные глаза и сухие, искусанные в кровь губы. На ум приходит только одно определение – жалкая.

По щеке скатывается одинокая слеза. Господи… Сколько мне еще предстоят вытерпеть? Я больше не могу.

«Ты будешь терпеть, Снежана, – проносится в голове. – Стиснешь зубы, и будешь терпеть! И ты никому не проболтаешься. Если конечно тебе дорога жизнь твоего ублюдка…»