– Я не понимаю, что со мной… – шептала она, словно оправдываясь. – Это у меня в первый раз… Боже, Боже… что я творю!

Она не заметила, как оказалась в его квартире. Помнила лишь, как не разуваясь и не прекращая целоваться, разбрасывала на ходу одежду, как предалась разврату, и все было словно во сне. И долго-долго звонил ее телефон и, должно быть, на том конце был ее нетерпеливый муж—тиран, а она, упоенная местью, извивалась под лаской другого мужчины, отдаваясь ему в каких-то животных и немыслимых позах, которые не могла себе позволить ни одна приличная женщина. Когда Адам кончил, она лежала минуту, не шевелясь, словно убитая, и глядела на потолок немигающим взглядом. По потолку ходили тени от фар проезжающих где-то автомобилей. Слышно было, как у соседей орет телевизор. Там шел какой-то мыльный сериал, чьи герои о чем-то спорили, выясняли отношения, а эти ползущие по потолку тени пугали ее, и она видела, что не одинока в этом страхе. Комната кишела тараканами, рыжими, противными, мерзкими, и они прятались от этих блуждающих теней куда-то за края оторванных обоев и кронштейны карниза. Но куда можно было спрятаться ей? Телефон Юлии издал слабый писк: он разряжался. Адам напрасно ласкал ее и слушал, как ее слабое сердце тихо стучит, а она машинально гладила этого незнакомого ей человека, имя которого даже не могла вспомнить, по его лохматой взъерошенной голове, и как ребенка прижимала к себе. Ей уже казалось, что между ними ничего не было, и она даже убеждала себя в этом. Ей вдруг захотелось уйти, и она отстранилась…

– Мне надо идти…

– Иди! – сказал он не сразу.

Она поднялась и стала собирать на ходу свою одежду, затем сама открыла входную дверь.

– Ты не думай… – что-то говорила она. – Между нами ничего не было, и быть не может! Я все мужу расскажу.

Дверь захлопнулась, но он еще слышал, как она торопилась по лестнице, даже не дождавшись лифта, как к ней вернулась ее неуверенность, как трепетно отвечала она на чей-то настойчивый звонок, говоря, что бродит по магазинам, и печально улыбался.

Когда он ехал в метро и смотрел на сытые и довольные лица людей, у него сосало под ложечкой. Свой завтрак в два яйца и кусок хлеба он отдал детям. Жена даже не соизволила его поцеловать, но он привык к ее поведению, оправдывая это беременностью. Да, он сам виноват, что в семье закончились деньги, да, жизнь наказала его за гордость, и теперь он курьер, разъезжающий по столице с утра до позднего вечера ради сомнительного заработка. Сегодня вот только один заказ, а, значит, денег едва хватит на молоко и хлеб. И это он, молодой и красивый, с двумя высшими образованиями и даже с некогда успешным бизнесом, и если бы не пара кредитов и не его вера в людей, он бы был сейчас на коне, возможно даже в провинции Бордо на своем винограднике, попивая свой собственный Мерло пятилетней выдержки. О, как он мечтал о винограднике все эти годы! Он вдруг представил себе южное французское солнце и где-то вдали синеву теплого моря, легкий ветер и едва раскачивающиеся спелые грозди, как он босой и счастливый в свободной белой рубахе пробует ягоды на вкус и, жмурясь от удовольствия, считает будущую прибыль…

– Следующая станция Чеховская… – прозвучал металлический голос, и он выпрыгнул в самый последний момент, чуть не пропустив свою станцию.

На улице курьера встретили снег и слякоть, он тщетно кутался в свою тонкую ветровку, на новую куртку просто не находилось денег, благо под ней был еще теплый вязаный свитер, который связала ему жена в первый год брака. Сейчас она ему не только не вязала вещи, но исключила и секс, и горечь и обида на супругу вдруг захлестнули его озябшую душу, и ему хотелось пойти в кабак и напиться, но и эта маленькая радость была невозможной. Денег не было.