Именно поэтому мне удивительно, что Эйстерия купила этого арамерца. Где она его нашла? Для знати рабов выставляют отдельно, выбирая красивых, худощавых. А военнопленных продают в противоположной части рынка. Возможно, Эйстерия приходила мимо и Маркус чем-то ее привлек?

Странная женщина. Странный раб.

Одни загадки.

– Благодарю за обед, – сказал Маркус, промокнув губы салфеткой. – Он был весьма… интересным.

– Какой эпитет ты подобрал, – деликатность военнопленного меня рассмешила: обед был настолько ужасен, что слово «интересный» являлось для него наивысшей похвалой. – К сожалению, готовка – не самая сильная сторона Вира.

Да и, откровенно говоря, о каких кулинарных шедеврах может идти речь, когда из продуктов только репа, фасоль, капуста и кабачки?

– Если пожелаете, я мог бы угостить Вас вкусным ужином, – брюнет встал из-за стола, одарив меня раскованной улыбкой, – Мне будет приятно приготовить что-нибудь особенное для столь прекрасной чаровницы.

Началось. Вот такое я сразу пресекаю. Никаких фривольностей!

– Я уже сказала: при обращении ко мне добавлять «госпожа»!

– Ой, простите, – фыркнул Маркус и ехидно протянул: – госпожа-а-а…

– Да уж, чувствую, что меня ждет плодотворный месяц по части перевоспитания.

– Я предупреждал, что не собираюсь изображать покорность. Но мне любопытно, что включает в себя воспитательная программа? – брюнет оперся спиной о кухонную столешницу, внимательно осматривая меня с головы до ног.

Взгляд был откровенный. Не раздевающий, но вполне мужской. Вновь поймала себя на желании переодеться во что-то более нарядное, и тут же мысленно отругала за неподобающие мысли.

– Что, не терпится ознакомиться? – сказала с напускной строгостью, но поняла, что под этим самоуверенным взглядом фраза вышла двусмысленной.

– Само собой, – Маркус облизнул губы, еще пристальнее разглядывая мою фигуру, – Уверен, она у Вас весьма занимательная.

– Успеешь еще проникнуться учебным процессом. Пойдем сперва отмоем и переоденем тебя.

Сказала и тут же мысленно поморщилась, предвкушая вопрос, который последует от арамерца: составлю ли я ему компанию в душевой?

Но на удивление, мужчина отреагировал иначе:

– Не все ли равно на грязную или чистую спину обрушивать плеть? – флегматично спросил арамерец.

Интересно, с чего он решил, что я сразу начну с порки? После моих рассказов о вкусах Эйстерии? Разумеется, что-то подобное придется устроить, ближе ко второму этапу обучения, из-за специфических пристрастий клиентки. Но это, скорее, исключение из правил. Обычно мои подопечные обходятся без телесных наказаний. По крайней мере, если не стремятся показывать характер.

Однако я не спешила разубеждать Маркуса – пусть думает, что в любой момент может быть наказан. Он и так слишком вольготно чувствует себя в доме. Так что, отвечая на вопрос, я решила подыграть его представлениям о том, как воспитывают рабов:

– Во-первых, на теле могут быть порезы, и, если в них попадет грязь, начнется гниение. Придется отрезать руку… или ногу, – я специально говорила это нарочито пугающим тоном. – Будет жаль, если к концу обучения раб окажется инвалидом. А, во-вторых, ты уж прости за прямоту, но несет от тебя так, будто ты неделю спал в обнимку с козой.

– В принципе, Вы не далеки от истины, – улыбнулся брюнет.

Судя по всему, моя попытка напугать арамерца провалилась. То ли он не воспринял мои слова всерьез, то ли морально был готов к любым наказаниям.

Мы прошли по коридору во второй отсек дома, предназначавшийся для слуг. Обстановка здесь контрастно отличалась от убранства господских помещений: скромно, без излишеств. Вдоль стен выстроились в шеренгу восемь кроватей. К каждой жался небольшой сундук для личных вещей раба, если таковые имелись. В комнате был небольшой диванчик, чтобы я могла проводить занятия в этом помещении. В левом углу стоял стеллаж со свитками. В нем находилась лишь небольшая часть того, что хранилось в моем кабинете.