– Уверяю вас, я никогда не одобрял такого общественного порицания, – уже спокойнее сказал он.
– Но, сэр Марк! Она же в красном! Она заставила вас снять сюртук! Не можете же вы в самом деле считать, что она невинный ангел. Она… вполне возможно, она падшая женщина!
– Нет такого понятия, как падшая женщина. Виноват мужчина, который толкнул ее на этот путь.
Не стоило говорить этого – во всяком случае здесь. Очень многие могли бы вспомнить, чьи это слова. Но тем не менее никто не поморщился, услышав любимое изречение матери Марка. Более того, жена священника взглянула на миссис Фарли и понимающе покачала головой.
– Толливер, – продолжил Марк, – я придерживаюсь целомудрия потому, что не хочу принуждать женщин к пороку. Это и означает быть мужчиной. Я не причиняю страданий другим только лишь затем, чтобы почувствовать собственное превосходство. Сплетни могут погубить женщину точно так же, как непристойные действия. Настоящие мужчины не занимаются ни тем ни другим. Нам это не нужно.
Толливер бросил на него потрясенный взгляд:
– Я… это никогда не приходило мне в голову.
Это не приходило в голову большинству людей.
Миссис Фарли накинула его сюртук. Даже скучный, не шедший ей темно-синий оттенок не мог затмить ее потрясающую красоту.
– Когда человек падает, мы ведь не толкаем его обратно в грязь? Мы предлагаем ему руку помощи и помогаем подняться. Это действительно христианский поступок. – При мысли о том, что рука миссис Фарли может оказаться в его руке, Марком овладевали отнюдь не христианские настроения. Он снова вспомнил тот самый вечер, но не ее великолепные формы, обтянутые мокрой тканью, а странный огонь, полыхнувший в ее глазах, когда она признавалась в своей к нему ненависти. От этого видения по его телу до сих пор пробегала необъяснимая дрожь. Марк не понимал, что с ним происходит.
К своей чести, Толливер не промедлил с ответом:
– Но что… что же мне делать?
Мисс Льюис встала.
– Мы сейчас же пойдем и приведем ее сюда, – решительно заявила она и вызывающе взглянула на мать. Марк затаил дыхание. Дина и Толливер направились к тому месту, где сидела миссис Фарли, и никто не попытался их остановить.
Джессика не знала, что было на уме у сэра Марка, когда он оказался рядом с ней час спустя. Пикник подходил к концу. Все сворачивали пледы и складывали в корзинки остатки провизии, чтобы доесть их дома.
Они не разговаривали после того, как он отдал ей свой сюртук, но Джессика была уверена, что до этого беседа шла именно о ней. Дочь священника вдруг подошла к ней и сделала комплимент ее платью и прическе. Девушка даже обошла вместе с ней дам, которые неделю назад во время службы едва поворачивали в ее сторону голову, и представила им миссис Фарли. Джессика шла рядом с мисс Льюис, не зная, что ей и думать об этом необыкновенном дружелюбии, и чувствуя, как усиливается ее смятение.
Теперь перед ней стоял сэр Марк. Должна ли она испытывать к нему благодарность? До этого дня Джессика являлась практически изгоем. Он сумел без видимого труда остановить поток злых сплетен, словно Геракл, который повернул вспять реку.
Дело было не только в его безупречной репутации. Другой мужчина чувствовал бы себя глупо и неловко, если бы был вынужден находиться на людях в одной рубашке. Но сэр Марк держался так непринужденно и уверенно, словно это было совершенно обычным делом. Он выглядел так, словно был одет по последней моде, – и любой, кто указал бы ему на несовершенство туалета, казался бы неуклюжим деревенщиной.
Он молча наблюдал за ней. Джессика подняла плед и встряхнула его. Он ловко подхватил один конец и помог ей свернуть его сначала один раз, затем второй.