Кэльпи театрально закатил глаза. И щелкнул пальцами. Прямо в воздухе повисла картинка. Сердце ухнуло от счастья, когда я увидела Нюшу. А потом замерло от ужаса. Грязная, рыдающая Нюша стояла возле какой-то стены в чудовищно порванном платье. От ее руки в сторону тянулась цепь.

– А! – выдохнула я, с возмущением глядя на принца. – Ты соврал мне! Ты держишь ребенка в заложниках!

Нечеловеческие глаза Кэльпи расширились. Он бросил взгляд на рыдающую Нюшу, громыхающую цепью. И тут же растворился в воздухе. Картинка медленно испарялась.

– Не отдам! Я маленькое пердение! – орала Нюша. Даже на  потолке виднелись ее следы. – Шмотли, как я умею! Шмотли!

После этого картинка оборвалась. Маленькое «пердение» исчезло. Чтобы понимать Нюшу после бабушки нужен переводчик.

– Гуд  найт, свит принц,– прокашлялась я, приходя немного в себя. – Так, куда пойти?

Мои глаза уставились на указатели. Я перечитала перспективы. И поежилась.

Послышалось ржание лошади. Я перепугалась и заметалась. На перекресток вынесло огромного черного коня. На котором сидел всадник без головы. Драный плащ развевался на скаку.

Всадник заметил меня.  И притормозил.

– Спинным мозгом чувствую, что баба! Голову мою не видела? – голосом из прямой кишки спросил он,  почему-то приподнимаясь на стременах.

– Н-н-нет,  – простучала зубами я, видя, как чудовищный конь выдыхает клубы пара. И как горят красные глаза лошадки.

Внезапно всадник снова привстал на стременах.

– Если увидишь, дай знать! – снова произнес голос. И всадник опять сел в седло.

– Ой, а вы не подскажите, как попасть во дворец? – спохватилась я, когда всадник уже собирался тронуться.

– Что? – привстал в седле всадник, чтобы снова сесть.

– Во дворец, к принцу,  – пояснила я, почему-то размахивая руками.

– Иди ты на ужасный конец! – снова привстал в седле всадник. – Все, у меня задница болит с тобой разговаривать!

Конь заржал, встал на дыбы. Правильно говорят, что у мужчины два мозга. И тут управление явно передано нижнему. Мысль о том, чем он научился разговаривать, и где найти этого чудного логопеда, на мгновенье заставила меня посмотреть ему вслед.

Топот коня удалялся. А завеса тумана снова срасталась.

– Пойду – ка я на ужасный конец! – решилась я, слыша или завывания ветра. Или результаты воспитательного процесса над Лошадкой.

– Неее! Не пойду! – внезапно передумала я, пытаясь представить ужасы.

Подумав немного, я сделала шаг в сторону ужасного конца.

– Нет, – снова поежилась я, топчась на месте.

Взяв себя в руки я опасливо двинулась в нужном направлении. Мне уже самой было интересно посмотреть на ужасный конец.

Дорога петляла. Перед каждым поворотом я трусливо останавливалась, в надежде, что покажется хоть кончик ужасного конца. Дорога вывела меня сначала из себя. А потом на огромное поле. Перед полем стояло пугало. Женского пола. Вместо головы у пугала была тыква. А на самом пугале висело платье. Я посмотрела на платье. Потом на грязное и мокрое пальто. Здесь как бы не холодно!

Тыква упала мне на ноги и раскололась. Платье было стянуто. Под пугалом из земли торчали чьи-то костлявые ноги. А на них были… туфли! На каблуках!

Я осмотрелась по сторонам. Раздевать покойников – не мое основное хобби. Поэтому я осторожно и брезгливо стянула одну туфельку. А потом вторую.

– А ничего так, – согласилась я, осматривая свои ноги. Сначала шли носки. Потом туфли. Эдакая провинциальная золушка в мире ужаса.   – Сойдет!

Если что – буду ужасом модельера! Платье выглядело так, словно за мной успешно гнался бультерьер. Но других вариантов не было, поэтому, я осторожно двинулась  по полю. Внезапно передо мной прямо из земли появилась зеленая рука. Следом вторая, но чуть подальше.