Он прошел мимо огромного католического кладбища на окраине города: оно было известно массовым захоронением немецких солдат времен Первой мировой. Вспомнил зловещего орла, высившегося над лесом солдатских крестов, и ему стало одиноко и неуютно. «Вяликия беларуския арлы» не покрывали его своей теплой тенью. Тьма опустилась на Нарочанский край, застигнув Авдеева на полпути от места назначения. Он не расстроился.

Прикинув что-то в уме, свернул с дороги влево. Надеялся найти ночлег на каком-нибудь хуторе, а то и в стогу сена. Некоторое время брел по кочкам и буеракам, жалея, что не прихватил с собой никакой палки. Наконец ему попался одинокий дом на окраине вёски: то ли недостроенный, то ли заброшенный. Таких здесь много.

Авдеев вошел в избу, почувствовав прелый запах старых матрасов, пролитого машинного масла и негашеного карбида. Предметов обстановки здесь почти не осталось: в гостиной посередине комнаты стояла заплесневелая кушетка, в кухне доживал последние дни полуразвалившийся фанерный шкаф, обклеенный отходящими то тут, то там обоями. На полу валялось несколько колченогих табуреток. Авдеев нашел фуфайку в прихожей – положить под голову. Придвинул кушетку к стене. Поставил рядом табуретку – для часов и очков. Аккуратный человек.

На кухне, в одном из ящиков шкафа, отыскалась банка консервов. «Минтай в масле». Ему выдавали такие сухим пайком, когда он служил в Красноярске. Гадость, но жрать можно.

В фуфайке оказалось полпачки папирос «Казбек» выпуска 1975 года.

– Антиквариат, – пробормотал Авдеев, давясь незнакомым дымом. – Что за табак? Чеченский, что ли? Террористический?

Вспомнил о недавнем взрыве на станции метро. В таких вот заброшенных домах могут орудовать террористы. Изготовлять бомбы, пояса шахидов. Сколько таких заброшенных деревень вокруг! Мест, куда не ступала нога милиционера. Беларусь находится на одном из первых мест по количеству ментов на душу населения. Но их все равно мало.

Он вышел на двор, подошел к ржавой металлической бочке с дождевой водой и умылся. Вода попахивала болотом, но казалась пригодной для питья. Он выпил несколько глотков, брезгливо сморщился. На круглой водной глади плавала луна: изъеденная облаками, щербатая, как подтаявший рафинад. Он провел рукой по воде, пустил волну. Луна ожила, задрожала, в ее одутловатом облике проступило что-то коровье. Авдеев погладил желтую корову, перекрестился и пошел спать. Лежать на старой телогрейке было уютно: напоминала дедушкину. Авдеев помечтал немного и скоро уснул.

Проснулся, почувствовав, что его лицо лижет собака. Нетерпеливая, поскуливающая от радости. Лисичка. Она самая. Он поздоровался со вчерашней спутницей, ласково потрепал ее за ушами. Солнце встало, в доме было как-то особенно приветливо и светло. За окном раздавался ритмический, хлесткий стук – как от скакалки по асфальту. В доме слышались воскресные шорохи, стук разделочного ножа, треск масла на сковородке, мурлыканье радиоприемника. Авдеев поднялся, сел на кровати.

Лисичка встала перед ним на задние лапки, уткнулась мордой в ширинку. Авдеев вздрогнул и погладил ее по голове.

Обстановка в доме переменилась. Полы подметены, пыль и паутина исчезли, на окнах появились занавески, на полочке в углу – иконы. Авдеев заметил, что на ночь его кто-то бережно укрыл коротким бежевым пледом: вчера его не было. Вообще изба приобрела жилой вид, будто недавно здесь был ремонт. Хорошее, чистое помещение. Обставленное скромно, но с душой. У противоположной стены под охотничьим гобеленом стоял телевизор на журнальном столике, проигрыватель, несколько дисков с фильмами из магазина «Эврика» в Кобыльнике. Авдееву уже не хотелось переться в Швакшты к собутыльникам. Хорошо бы полежать здесь на кушетке, посмотреть кино, покурить.