22. В этом мире, где каждая крупинка могла оказаться сокровищем, с каждой постройкой я чувствовал, как моя собственная ценность постепенно уходит в тень. – Зачем мы это делаем?– задавался я вопросом, когда смотрел на новый забор. – Кого мы пытаемся защитить?

23. Зорян оказался хорошим собеседником. Мы долго обсуждали философию выживания, политику, зловещие знамения реальности, в которой жили. Его поставленная речь будила во мне интерес, и я с увлечением слушал его рассуждения о морали, честности и человечности.

– Ты знаешь, – однажды сказал он, вытянув ноги, – размышляя о том, что происходит вокруг, я всё больше убеждаюсь, что истинная сила в единстве. Мы должны заботиться друг о друге, создавать новую реальность, где каждый из нас имеет право существовать, и с большинством из нас это прекрасно получается.

24. Слушая его, я невольно соглашался, но в то же время чувствовал глубокое ощущение неудовлетворённости. Слова казались слишком красивыми, слишком отстраненными от того, что происходит на самом деле. Как будто я соглашался с чем-то, о чём на глубоком уровне не верил. Вся эта мудрость казалась мне иллюзией, и я не мог укрыть внутренний окрик – неужели эта крепость может стать нашим убежищем от жизни и реальных угроз?

25. Зорян продолжал говорить, а я смотрел на него, пытаясь разгадать, как так получается, что его уверенность не покидает даже во мгновения тишины. – Ты слишком много думаешь, – напомнил он мне однажды. – Ты просто должен действовать. Иногда слова – это только слова, и мир не ждёт, когда ты их обдумываешь.

26. В тот момент я вдруг ощутил нарастающее противоречие. Зачем всё это размышление, если действия говорят громче? Но меня тревожила мысль, что каждый шаг, каждое принятие решения, особенно в этом новом мире, основывалось на тех ценностях, которые могли быть легко поставлены под сомнение.

27. Почему же так трудно было согласиться с самим собой? Моё внутреннее – Я пыталось разрешить противоречия между тем, что я чувствовал, и тем, что говорил. Я соглашался с Зоряном на уровне логики, но он не знал, как погрузил меня в этот тягостный внутренний конфликт.

28. Мое понимание о жизни, выбранных моральных принципах и желании вернуться к более мирному времени шло вразрез с необходимостью выживать. Как находиться в состоянии внутреннего мира в условиях общего хаоса? Я хотел наладить мир, но что, если для этого понадобилось бы уничтожить тех, кто угрожает этому миру?

29. Мы сидели на пороге нашей крепости, и темные тени заката ложились на наши лица. В тот момент я вдруг спросил себя: – Неужели это всё, что у нас есть, – заборы и замки? Где же крепость, которая находится в моём сердце?

30. Однажды я сидел во дворе, когда ко мне подошёл Зорян и спросил:

– Как ты думаешь, что движет человеком, который хочет причинить тебе боль? Зачем человек делает губительные действия по отношению к своему собрату, нежели просто поговорит и попросит у него об этом?

31. Я задумался, впитывая его вопрос. Это действительно было непростое дело – пытаться понять мотивацию таких поступков, когда мир вокруг оказывался всё более беспокойным.

– Всему виной страх,– наконец ответил я. – В мире только два побудителя: страх и любовь. Если любовь побуждает к состраданию, сочувствию, милосердию или гуманности, то страх рождает такие чувства, как ярость, злость, гордыня и ложь.

32. Зорян внимательно меня слушал, потом, немного помолчав, продолжил:

– То есть ты хочешь сказать, что если к тебе придут три человека и захотят у тебя отобрать всё, то они боятся тебя?– его вопрос был явно риторическим, как будто он заранее знал, в какую игру заходит. Я чувствовал, как он подводит меня к какой-то ключевой мысли.