Слишком сильно начало напрягать, из-за чего общение с Машей с каждым днём стала сводить к минимуму.

            От полученной информации, я всего лишь бросила взгляд в сторону Морозовой. Подумаешь, попала мячом. Со мной в школе и не такое случалось. Однажды в спину случайно прилетел мяч, когда я впервые забралась по канату до самого верха. До сих пор не знаю, как не слетела оттуда от неожиданности. А то, что Холодов попросил прощения, приняв всю вину на себя. Ну, учитывая их незримую силу любви, совсем неудивительно. Спасибо, хоть кто-то из них решил принести извинения.

— Мне наплевать, — пытаюсь снова сфокусироваться на рисовании, но заранее знаю, что попытка не увенчается успехом.

            Маша в упор не замечает моего нежелания продолжать эту тему. Она продолжает свои возмущения насчёт Морозовой и заявления о благородстве Холодова. Правда, практически все я пропускаю мимо ушей, снова сосредотачиваясь на нарисованных пейзажах. Все, кроме того, что буквально цепляет и фокусирует внимание на словах подруги.

— Не зря он ей изменил, — радостно выплевывает она. — Жаль не со мной, я бы была не против.

— Что? Ты о чем? — в этот момент у меня буквально замирает сердце. Как такое может быть?

— Ты ещё не слышала? — подруга мгновенно и восторженно начинает новую историю. — Егор вчера целовался с Семеновой из третьего отряда. Их застукали вожатые.

            От шока уставляюсь сначала на подругу, а потом на Холодова, который преспокойно продолжает игру.

— Да ну, бред. Кажется, у них все хорошо, — облегченно выдыхаю, когда Морозова подбегает к Егору и оставляет поцелуй на его щеке.

— Потому что она не знает, — щёлкает пальцами Маша. — Ты же знаешь, у Егора тут все братья и друзья. Никто просто не посмеет рассказать ей правду, потому что побоятся.

            Замечаю логику в словах подруги и в одночасье смотрю на эту пару совсем другими глазами. 

            Просыпается какая-то резкая неприязнь к Холодову и нереальное сочувствие к ничего не подозревающей Ане. Разве можно так играть человеческими чувствами? Животный поступок, который не терпит прощений и оправданий.

            Маша продолжает что-то рассказывать. И вполне понятно, что новость о моногамности Егора её несомненно радует. Это ведь даёт ей шанс конкурировать с идеальной Морозовой. Ну а что? Семёновой то из третьего отряда перепала капелька его тепла, а чем Маша хуже?

            Весь этот бред в её исполнении пропускаю мимо ушей, продолжая в упор пялится поочередно на Егора и Аню. Серьёзно, ну как можно совершать такие бесчеловечные поступки? Ведь если только подумать, что она почувствует, когда правда вскроется, становится тошно. Но если представить, что Морозова будет дальше жить в розовых очках, не представляя на что способен человек, в которого она влюблена, то...Даже не знаю, что в данном случае хуже.

10. 9

— Чего застыла? — спрашивает Егор, тем самым возвращая меня в настоящий момент из вихря горьких воспоминаний.

Очень вовремя, как раз до того момента, как в моей голове в красках воспроизведутся следующие события того злосчастного лета. Нет, об этом однозначно не хочется и думать.

Смотрю на Холодова, а перед глазами будто стоит тот самый мальчишка, об ужасном поступке которого я узнала семь лет назад.

— Спасибо за помощь, — тут же теряю все прежнее веселье, и буквально закрываюсь в собственном коконе.

Думаю, Егор четко улавливает такую резкую и кардинальную смену настроения и, к моему счастью, больше не лезет.

— Обращайся, если снова счешешь своим носом что-то в этой округе, — уголки его губ едва приподняты.