(хотя по правилам сонорные не должны оглушаться – они даже не имеют глухой пары), – приводит пример О. А. Волошина в материалах к школьному словарю лингвистических терминов, но, продолжает она, – звонко или глухо мы произнесем сонорный [л’] – неважно, говорящие по-русски объединят два этих звучания в одну единицу». Сонорные немного оглушаются и в конце слова после глухого согласного: мётл (Зиндер, 53). Хотя носитель языка это позиционное отличие звучания Ль (Л и др. сонорных) не замечает, для постановки звука этот факт может оказаться важным, т.к. имеет определённое значение при выборе речевого материала для слухового анализа и автоматизации звука), например, в упражнениях, где при скандированном проговаривании слогов, чтобы получить слово, надо договорить изолированный звук, на первом этапе обучения между гласным и конечным согласным можно заложить микропаузу, которая может быть использована учащимся для формирования артикуляционной позы. В прямом слоге такой приём внесёт грубое искажение в звучание слога, нарушая его слитность. Таким образом, начиная автоматизацию звука с обратных слогов, мы приближаем отрабатываемый звук по условиям артикуляции и качеству звучания к изолированному звуку, что делает более плавным переход от отработки изолированного звука к автоматизации звука в слогах и словах. Особенно это подойдёт тем ученикам, у которых есть трудности переключения слухового внимания и/или артикуляционных движений. Если таких трудностей не наблюдается, то можно после короткой тренировки перейти к отработке звука в прямых слогах. Отметим, что для первых навыков звуко-буквенного анализа также и по той же причине подойдут обратные слоги (Рамзаева Т. Г., Львов М. Р., 66), которые традиционно берутся первыми. Можно сказать, что в обратном слоге весь смысловой контекст звука (каким является слово или анализируемый изолированный слог) предшествует самому звуку, после которого наступает пауза, максимально исключающая зашумление акустического образа звука гомогенной информацией. Чтобы перцептивная выделенность изучаемого звука была максимальной, в логопедии в начале работы над звуком, безотносительно к его позиции в слове, используется приём искусственного выделения отрабатываемого звука силой голоса и замедлением артикуляции. Надо полагать, что как у долгих гласных выделяется стационарный участок звучания, так и в случае с сонорными Ль/Л (и другими плавными согласными), вероятно, будет такой же эффект, что помогает закрепить слуховой и артикуляторный эталон. Однако, это может провоцировать учащегося, впоследствии, делать этот согласный звук слоговым (с призвуками И – у мягких согласных, Ы – у твёрдых согласных или, как считал Щерба, прибавлением к ним редуцированного гласного Ъ (Зиндер, 171–172) – в обоих случаях это приводит к образованию дополнительного слога). Поэтому, параллельно по подражанию надо знакомить учащегося с односложными словами и закрытыми слогами с этим и другими правильно воспринимаемыми звуками и учить в рамках речедвигательной гимнастики слитности этих слов и слогов, например, повтор за педагогом односложных слов с закрытым слогом и изолированных закрытых слогов под хлопки в ладоши, а затем предоставить учащемуся самому проговаривать слова и слоги за один хлопок, после этого начать сравнивать их с многосложными словами и узнавать односложные слова среди них. По мере автоматизации и долгота согласного должна быть уменьшена, иначе звук будет звучать неестественно, или будет слишком отчётливо слышен вокалический призвук после согласного, который обязательно возникает при изолированном произнесении слова, оканчивающимся на согласный (Зиндер, 171; С. А. Бурлак, 55), что нарушит и слитность слога, и звуковой образ слова. Качество звука проявляется не только в слаженной работе органов артикуляции, но и в оттенках звучания. Особенности произнесения фонемы в каждой конкретной позиции по отношению к соседним звукам или по отношению к положению в начале, конце или середине слова, а также по отношению к ударному слогу, налагает отпечаток на неё акустико-артикуляторный образ (Зиндер, 47), поэтому отработка звука в разных видах слогов и слов способствует «вживанию» этого звука в речь. При этом истинным началом введения звука в речь считается включение звука в прямой (открытый) слог. Именно, это и имеется ввиду, когда говорят об «обкатке» в артикуляции отрабатываемого звука, пока он не совпадёт во всех позициях с языковой традицией родного языка. Использование неправильно звучащих аллофонов ведёт к появлению акцента (Зиндер, 52), что затрудняет восприятие речи. И при этом все эти акустико-артикуляторные варианты звука (аллофоны) должны совпасть (быть обобщены) по значению в единой фонеме, иначе возможны ошибки звукового анализа, отражающиеся на письме. Возможно, одно из различий нарушений при дисграфии и при дизорфографии заключается в первом случае в недостаточной дифференцировке фонетически близких звуков (П-ТСЛ, Селиверстов, 133) и, как результат, в расширении границ фонемы, а во втором – в недостаточном обобщении (выделение интегральных признаков) всех позиционных и комбинаторных аллофонов в фонеме и, следовательно, в сужении границ фонемы, что нарушает как морфологический принцип письма, так и морфологический анализ слова. Щерба указывал, что постоянным свойство фонемы является служить опознаванием морфемы или слова (Зиндер, 41), а на нарушение морфологического анализа при дизорфографии указывает Корнев (Корнев А. Н., 287). Полиморфность ошибок, по-видимому, усиливается тем, что передача звукового абриса слова ведётся имеющимся в распоряжении письменного языка графическими символами, которые также являются обобщениями по отношению к фонеме, не приспособленных для выражения всех её аллофонов, природа которых лежит, в том числе, в наличии коартикуляционных переходов между артикуляционными позами соседних звуков.