Все время казалось, что мне и говорить ничего не надо – вся информация и образы сами возникали в уме, так что я понимал, что он имеет в виду. Как и у того мужика в допросной – это действительно была телепатия – вещь сверхъестественная. А тем более – такого уровня и почти безупречного качества. Человечеству, по моим прогнозам, до такого уровня еще не меньше тысячи с лишним лет развиваться. Но, во-первых, это совсем другой мир, где может быть не так все, что угодно «должно быть». Во-вторых, я и на Земле сталкивался с зачатками похожих, не совсем обычных, а по сравнению с убогой повседневной жизнью, и вовсе немыслимых явлений, так что не стал слишком сильно удивляться. Я просто решил смириться с неизбежным фактом, что я пока тварь дрожащая по сравнению с ними, даже не смотря на то, что они более наглядные дикари, чем мы. Как всегда: я постарался быстро успокоиться, не позволяя себе делать столь желанные преждевременные суждения, а эмоциям – мешать; собрался и стал внимать его словам.

– Правильно. Ты все понимаешь. – Голос его был таким, будто им можно горы разрушать или заставить всех бегемотов с белыми медведями местами поменяться. Но в то же время, когда я расслабился, он звучал мягче и логичнее, что ли.

– У вас всегда так с гостями обращаются? Или мы пленные или подозреваемые в чем-то? – расхрабрился я, уже не пытаясь особо «телепатить».

– Считай это процессом инициации…

Прошла долгая пауза. Он ждал, какие эмоции я при этом буду испытывать, а я даже не знал, что мне испытывать.

– Мне так и звать вас, Генерал? – спросил я, то и дело моргая.

– Да.

– Вы и на расстоянии у кого угодно из разума любую информацию можете узнать?

– Да. Теперь я у тебя кое-что спрошу. Зачем ты вошел в червоточину? – он повернулся, и желтые глаза в прорези шлема с интересом вгляделись в меня. Сам факт подобного вопроса говорил либо о том, что в моем разуме эта информация слишком глубоко спрятана, и ее трудно четко сформулировать, либо ответ должен прозвучать скорее для меня.

– В каком-то смысле, мне больше некуда было идти. Я устал там жить. Я устал там существовать и выживать. Нигде раньше не был, и вот решил глянуть, что по эту сторону двери, пусть и рискуя жизнью.

– Ты знаешь эту девчонку, Юлию?

– Нет.

– Тогда почему заплатил за нее такую цену?

– Неизвестно сколько здесь землян, и каково мне было бы совсем без них. Тем более землянок… – Я улыбнулся глазами. – Хотелось с какой-то более радужной ноты и правильного выбора начать свое пребывание здесь.

– Долго пребывать собрался? – он спросил это безэмоционально, но стало немного забавно.

– До самого счастья.

– Будешь тренироваться, драться за меня. В Крепость заходить только за лечением, едой или когда я скажу. Будешь делать, что я скажу – скорее всего, не умрешь.

Я кивнул.

– Будете жить в палатках. Сержант у лестницы тебе объяснит простые команды на чингарийском, – с них наш язык и начнешь учить. Все, уходи.

Без промедлений я вышел к лестнице, где меня все это время ждал сержант.

Когда мы спустились, сержант на пальцах, худо-бедно, матерясь, крича и плюясь, как несдержанная истеричная баба, все же смог объяснить мне азы. Сразу вспомнились курсы вождения. Я теперь стал гордым знатоком таких чингарийских слов, как «вперед», «выше», «вправо», «влево», «уклон», «атака», «защита», «прыгать», «кувыркнуться», и так далее. Язык у них конечно… Не то что не испанский – дай бог на финно-мандаринский похож.

Однако можно было особо не улыбаться – меня уже ждала первая тренировка. Уже! Я даже ходить и дышать здесь не привык; я весь изрублен в лоскуты и лоскуты носил. При первом же резком движении швы разойдутся. Я надеялся, что в первый раз мне будут делать поблажки, потому что это просто невозможная задача, и даже эти гении должны были об этом догадываться.