Юля, разумеется, с таким подходом была не согласна. Еще бы: вот у девчонок восемнадцатилетних жизнь беззаботная – каждый день рождения на вес золота, а радость из штанов. Посмотрел бы на нее, когда у нее этих самых, должных быть «лучшими в жизни» позади хотя бы двадцать девять будет.

Однако, следует признать, что записи в адском дневнике, по сравнению с земными, стали немного реже, проще и спокойнее. Даже мата почти не было. Казалось бы, в здешних-то условиях. Постепенно я стал пытаться писать сразу на чингарском, а слова, которых не знал, приходилось писать на русском. Это была небольшая книжечка, но я знал, что испишу ее полностью за два-четыре местных года.

Как-то лежа в постели и осматривая мои шрамы, и земные и здешние, почти не слушая мои нудноватые рассуждения, она взяла меня за руку и сказала:

– Теперь я понимаю, за что ты так ненавидишь жизнь на Земле…

Это было для меня одновременно и откровением и бальзамом на душу и даже небольшим испугом. Когда твоя любовь тебя понимает. Однако, ненависть не может существовать в постоянном количестве и форме, и в некоторых условиях она способна либо прятаться, либо вообще постепенно улетучиваться, как пары ядовитого газа.

У нее начало проявляться пузико. Она считала, что ребенок от меня. Я ей объяснил, что я так счастлив, что даже если он не мой, я готов подождать следующего. Слова, конечно, не весть, какие, но зато правда.

Она приревновала меня за то, что Генерал чаще вызывает меня, чем ее.

– Ну потому что нечего беременную гонять туда-сюда – не ближний свет, – отшутился я.

Разумеется, она нахмурилась. В четверти случаев телепатия и не нужна – огроменная часть женской реакции предсказуема, притом видимо, в независимости от возраста.

***

Однажды на нас напало нешуточное войско двух племянников Генерала. Вот это отношения у них здесь. А впрочем, у нас подобное в истории тоже бывало.

Что радовало – в большинстве случаев ландшафт поля боя был нам на руку: все видно; месива в пределах нормы; не приходится куда-то подниматься, забегать, теряя уйму сил. Такое чувство, будто побитая и рассыпанная земля была только вокруг Крепости.

Уже вечерело, и во время битвы мы действовали с Юленькой по отработанной схеме. Я подкрадывался к отдельным кучкам чингар, и резко набегал на них. Только в этот раз я ощутил нечто новое. Во тьме я теперь не только бежал раза в два быстрее, я словно едва касался земли ногами. А когда мои мечи наносили удары, в какой-то момент некоторые противники падали замертво еще до того, как я их касался. И ощущения слегка изменились: теперь я еще лучше видел, – зрение как будто сужалось и расширялось именно там, и до тех пределов, которые мне были удобны; к тому же по бокам проскальзывали большие, устрашающие тени.

Я бежал, рубил, кромсал и сек направо и налево. Боевой раж вновь захватил меня. Чем лучше у меня получалось, тем больше я превращался в кровожадного хищника.

На какое-то мгновение, после нескольких десятков поверженных врагов, я отвлекся, потерял контроль, и мне в лопатку прилетела стрела. И вдобавок, кто-то с такой силой ударил меня в правый бок, что я отлетел и потерял сознание.

***

Очнулся я в лазарете Крепости, и рядом стоял один из наших капитанов. Выходит, отбились. Вскоре зашел и Генерал. Он прочитал, что случилось (я сам в голове прокручивал произошедшее достаточно явственно), присел на стул, подумал и сказал:

– Это тебя демон Тьмы подкосил. Ты самого Мира Тьмы научился касаться. Сильные быстрые твари – чуть почку тебе не вышибли. Полечись пока, но не залеживайся.

– Какие еще миры бывают? Как… что вообще собой может представлять Мир Тьмы? – озабоченно спрашивал я. – У нас-то все логично и понятно: шары, гравитация, зависимость от Светил. А это вообще, как будто измерение грез.