– Поцелуй за меня Лалу.
– Обязательно.
Черте что. Как это все разгребать – не знаю. Иду в душ, чтобы взбодриться. Одеваюсь, еду в офис. Терпеть не могу опаздывать, а тут, как на грех, авария на подъезде и огромная пробка.
– Марат Маратыч, господин Коваленко в конференцзале вас уже минут пятнадцать ждет.
– Ага. Я в курсе. Один?
– Один, – кивает моя помощница. – А мы кого-то еще ждем?
– Похоже, меня… – звучит за спиной знакомый… знакомый, мать его, голос. Мерещится она мне, что ли? Оборачиваюсь и… Если это и мираж, то очень натуралистичный. Картинка такая, что бьет под дых. Красотой. Совершенством форм, безупречностью линий… Как привязанный шагаю к ней. И натыкаюсь на такую панику во взгляде, что невольно на миг замедляюсь. «Что?» – спрашиваю безмолвно. Глаза Афины в ответ кричат – «Держись от меня подальше!». Ни черта не понимаю. Откуда в них этот ужас? Шок – ладно, я и сам еще до конца не пришел в себя от такой встречи, но ужас… Чем вызван ее ужас?
– Афина? Марат… – Звучит голос Коваленко, выходящего нам навстречу. Афина вздрагивает. Опускает ресницы и незаметно выставляет перед собой руку, будто умоляя меня о… чем? – Доброе утро.
Афина открывает глаза, и я вижу перед собой абсолютно другого, совершенно мне не знакомого человека.
– Доброе утро. Господин Коваленко… Господин… Панаев? – вопросительно приподнимает бровь.
– Марат Маратович, – улыбается Владимир, подходя к Афине чуть ближе, чем я бы ему позволил. Впиваюсь в ее лицо. Что общего у нее с Коваленко? Почему он ужом вокруг нее вьется?
– Я полагала, у меня встреча с вашим… отцом?
– Проекты, которые нам предстоит обсуждать, веду я. Пройдемте? – указываю на дверь. Мои пальцы немного подрагивают, до того хочется ее коснуться. Но я все еще помню застывший в ее глазах ужас. Кому он адресован? Не мне. Это факт. Тогда Коваленко, что ли? Так это после расставания с ним есть шанс «самой скончаться»?
В глазах Афины мелькает понимание. И что-то вроде веселья. Значит, она сложила концы с концами и, наконец, поняла, за каким чертом я приехал в Беляево. Что ж. Значит, Афина в гораздо более выигрышном положении. Я вот, например, до сих пор ни хрена не соображу. Кто она? Что их с Владимиром связывает? Тот давно и крепко женат. У него уже дети взрослые. А она явно не из тех женщин, которые согласились бы на роль любовницы. Или я в ней фатально ошибся. Кошусь на Коваленко. На то, как собственнически и покровительственно он держится, хотя Афина всем своим видом дает понять, что ей ни черта из этого набора не надо. И закипаю. Швыряю папку с документами на стол.
– Так с кем я имею дело? – сощуриваюсь. И да, вопрос звучит, конечно, двусмысленно. Для нас с Афиной – так точно. С трудом гашу злость, которая становится лишь сильней от того, как безупречно, не в пример мне, она сама держится. С каким гребаным достоинством… Демонстративно скольжу по ней взглядом. Еще раз для себя отмечаю выбранный ей наряд. Я не знаю, как это сочетается, но мне пипец как за нее гордо, вместе с тем как ревниво. Я и на месте-то остаюсь лишь каким-то чудом, ведь на самом деле больше всего мне хочется заявить на нее права.
– Извините. – Склоняет голову. – Я думала, меня представили… – беглый взгляд на Коваленко.
– Мой косяк, – оскаливается тот, – Афина Алфеева, моя... – лицо Афины каменеет, – давняя знакомая и фэшн-директор…
Это все, что я успеваю услышать, прежде чем шум крови в ушах перекрывает собой все другие звуки. Пальцы конвульсивно сжимаются. Я буквально в шаге от того, чтобы заткнуть это коваленковское «моя» ему обратно в глотку. Но когда я уже привстаю, готовый на него броситься, на мое бедро ложится ее рука. И я остаюсь на месте. Потому что проснувшийся во мне зверь присмирел, тычась в эту маленькую ручку оскалившейся мордой.