Вот теперь я обиделся. По-настоящему.

А она вдруг толкнула меня плечом, впервые преодолев невидимый забор. Я даже обижаться перестал. Настя мягко сказала:

– Слушай, Тох, извини. Я просто очень удивилась. Не сердись.

И я оттаял. Сказал:

– Ладно.

Настя взяла крышку, налила себе еще чаю. Вздохнула:

– Надо ехать.

– Помчишься?

– Угу. Чай вот допью только. У тебя хороший чай, Тоха. Сладкий.

Она впервые похвалила то, чем я ее угощал. Обычно она просто берет что-то – или не берет. Я почувствовал, что внутри меня стало тепло. Только бы не покраснеть. Я быстро спросил:

– А что воспитательница так вопила-то? Знает же, куда ты ходишь.

– Они там бешеные сегодня все. У нас проверка идет, воспитатели психуют. Хорошо хоть малышня в лагере, можно предъявить образцово-показательный детский дом. Мы вот только мешаем. Я думала, без проблем сегодня на весь день отпустят, а Катерина, наоборот, прицепилась. Может, им надо нас комиссии продемонстрировать, я не знаю…

– Много вас осталось?

– Четверо. Старших увезли в какой-то санаторий. А мы в пролете. Для лагеря большие, а для моря маленькие.

Честно говоря, я был рад, что Настя не уехала. Но говорить это не стал. Наверное, она предпочла бы поехать на море, а не возвращаться каждый день в детдомовскую спальню.

– Ладно, я покатила.

– Позвонить тебе вечером?

– Ага. После ужина.

Я закрутил термос и убрал в рюкзак. Поднялся вместе с Настей.

– Пройдусь с тобой до остановки.

– Главное, чтобы мы снова не заблудились! – хмыкнула Настя.

Я улыбнулся в ответ. Некоторые шутки никогда не надоедают.

Проводив Настю, я первым делом отправил ей фотку, которую она просила, и не спеша зашагал домой. Шел знакомой дорожкой и думал: почему мир так устроен? Почему нельзя жить с папой и мамой? Да, родители много раз объясняли, что у них там «нет условий» и что «много работы». Сами они живут на стройке в вагончике. Когда я был меньше, то верил, что скоро стройка закончится и родители приедут. Но одна стройка сменилась другой, потом третьей, на квартиру родители так и не заработали, и я продолжал жить с бабушкой в ее маленькой двушке. Конечно, у меня есть своя комната, компьютер и смартфон, хотя, если честно, три года назад я променял бы все это на вагончик. Сейчас я начал понимать, что, похоже, родители просто выбирают жить не со мной. И уже не уверен, что поехал бы с ними, если бы они предложили. Тем более теперь, когда появилась Настя.

За три года учебы в московской школе друзьями я не обзавелся. Меня не задевали и не игноририли, ребята в классе, в общем-то, оказались нормальные. Может быть, потому что школа у нас «с уклоном». В обычную меня бабушка не записала, хоть она намного ближе. Сказала: «Нечего там делать. В этой школе половина детей плохо говорит по-русски». Я немного боялся, что программу «с уклоном» не потяну, но требования оказались совсем не высокие. Интересно, что же в обычной школе тогда…

Настя пришла к нам в этом учебном году, осенью. На первом уроке математичка представила ее:

– Это ваша новая одноклассница, Анастасия Голованова. Садись на любое свободное место, Настя.

Я помню, что посмотрел на нее без интереса. Девчонка как девчонка. Одета аккуратно, но у нас по-другому и не ходят: черные брюки, серая водолазка, темно-синий пиджак. Вьющиеся темные волосы собраны в хвост, лицо в тени – на глаза падает длинная челка. Единственное яркое пятно – брезентовая сумка на длинном ремне. Сумка зеленая, а принт на ней яркий. Черные штампы, изображающие визы разных стран, а под ними синее море и полосатые маяки.

Кроме сумки, ничем особенным Настя не выделялась. На уроках отвечала нормально, сама общаться ни к кому не лезла. Но что-то в ней было не так. Через какое-то время я понял: она очень редко улыбалась. Лицо у нее чаще всего было сосредоточенным, как на контрольной. А еще от новенькой возникало такое ощущение, что она то ли драться собирается, то ли убегать. Подходить к ней не хотелось.