– Давай чуть быстрее? – она потянула Алекса вперед.

– А, духи-хранители, – хмыкнул он, глядя на шумную компанию. – Классика. О, кажется, это смеется госпожа Алисия Рут. Не теряет своего, молодец!

– Чего не теряет? – не поняла Лен. – А что она вечно с ними…

Она замялась. Алекс широко улыбнулся.

– Ошивается?

Лен смущенно кивнула.

– Ха, я знал, что у тебя вертелось примерно это слово, мышка, но ты такое не говоришь. Беру ответственность на себя! А Рут… Ну, тут все просто – она спит с Роджерсами.

– С Роджерсами?!

– Ну ладно, не только, – рассмеялся Алекс. – Со многими оттуда!

– Ужас… – Лен покачала головой. – И как так можно…

– А кто еще будет спать с этим Стоунхенджем?

– Перестань, любимый.

Ей не нравилось прозвище, которое Алекс дал Алисии Рут, а остальные подхватили. Стоунхендж. Казалось бы, за что? За зубы! Диабет высосал из ее организма кальций, и это сказалось на зубах. Они покрошились и обломались, а прибегнуть к услугам стоматолога у Алисии не было финансовых возможностей. Лен было жаль ее, но что поделать? Каждому и везет, и не везет по-своему. Зато у нее есть компания, есть регулярная близость.

Алекс позволил ей ускорить шаг, и вскоре неприятное место осталось позади. Они шли к сероватому, как и все вокруг, дому, глядя под ноги. Алекс считал количество окурков, жвачек и банок из-под пива, а Лен – лежащие на асфальте и газонах листья. Каждый из СП ощущал некую недосказанность и какую-то струнку, что висела меж ними тонкой паутиной, то и дело посверкивающей на угасающем солнце. Алексу не терпелось разорвать эту струну, но было ясно, что дело в Лен. Наверное, озадачена своим летающим городом. Алекс украдкой посмотрел не небо, но ничего не увидел. Ну с его зрением немудрено. Вообще странно: жена его после секса была умиротворенной и спокойной. Потом Алекс припомнил, какое сегодня число, и нехотя пришел к неутешительному выводу, что у Лен приближаются месячные. Скорее всего, она озадачена именно этим. Но лучше бы пока не подпускать мысли о новом цикле. Если их прогнать и не думать, то вдруг все получится?

Но была и еще одна причина СМЯТОГО поведения Лен: племянник Алекса. Макс. Очаровательный парень десяти лет, который до сих пор не произнес ни слова. Боль Алекса. А уж какая боль его сестры и матери – вообще трудно представить. Исчезнувшего в связи с низкой семейной ответственностью папашу Макса это явно не заботило. На второй день после родов малыш подцепил острый менингит и едва не умер. Роды были тяжелыми, из-за врачебной ошибки ему, когда доставали, повредили позвоночник и шею. А потом с каждым годом болезни в маленьком болезненном тельце стали расцветать одна за одной: помимо диагностированного ДЦП с бессовестно зашкаливающим тонусом и спастикой обнаружились очаги эпилепсии, что была редким, но стабильным гостем, проблемы с опорно-двигательным аппаратом, с речью. Коротко говоря, Максу десять, он передвигается в коляске (его передвигают), он не может ходить и сидеть, координация рук за это время худо-бедно пришла в состояние минимального обслуживания себя – поесть, попить, переключить канал или сыграть партию простой игры на планшете или ноутбуке, не требующей сложных и быстрых движений и особых умственных способностей. Ну и он молчит, а ведет себя иной раз так, будто ему года три—четыре. Силами Саманты и ее подруг по несчастью удалось добиться, чтобы в школе номер два Тихого округа выделили класс для детей с особенностями развития. Вся эта предыстория вот к чему: по мере приближения возможности забеременеть, когда уже все решилось, Лен стала пугаться и по-настоящему опасаться чего-то похожего. Но если честно, так думал Алекс, а не сама Лен. Он был уверен, что жена боится этого. Стоит только взглянуть на нее, когда Макс рядом или пытается донести непослушную ложку до рта… Это пюре, размазавшееся по лицу, будто облачко в комиксе, внутри которого написано «Что поделать, вот так распорядилась жизнь, я не виноват». Именно потому Лен приходила сюда неохотно – чувствительная и сопереживающая, она с трудом выносила физическое присутствие Макса рядом с собой, поскольку испытывала боль от невозможности что-либо изменить. И боялась схожей ситуации, да. Быть может, Алекс это надумывал, но одно знал точно – он-то точно боялся. Он находился в ловушке. И Лен знала об этом. Однажды она сказала ему, что ты боишься иметь ребенка, здорового ребенка, потому что тебе будет неудобно перед сестрой. Алекс молчал, разрешая принять это за согласие. А до этого, пока Лен не призналась, что она в присутствии Макса чувствует себя виноватой от беспомощности, Алекс втайне злился на жену, думая, что она испытывает отвращение к племяннику. Но потом была речь Лен, полная признательности, и муж умилился и полюбил ее еще больше. Вот так.