Механическая коляска, с прикреплённым сверху сосудом Полуорганизма, протарахтела мимо меня. Три глазных яблока внутри банки повернулись в мою сторону.
– Прошу вас следовать за мной, – скрипнул динамик.
Механическая коляска, поскрипывая, набрала приличный ход. Мне даже пришлось перейти на бег трусцой. Когда моё дыхание участилось, коляска остановилась.
– Вот сюда, будьте любезны.
Полуорганизм вкатился за скрытый тяжелой атласной портьерой альков. Я проследовал внутрь.
Альков был пустым, за исключением внушительной медной фигуры утконоса с прямоугольным отверстием в брюшине. В прямоугольном отверстии, игнорируя логику механики, хаотично, вращались шестерни.
– Это автоматон18, – ответил на мой немой вопрос Полуорганизм. – Он визуализирует карту видимой Вселенной.
Полуорганизм оборвал себя на полуслове. Закатился за автоматон, где, по-видимому, наехал колесом на скрытый рычаг. Шестерни в брюшине автоматона завращались чуть быстрее.
– Уже вот-вот, – пообещал Полуорганизм. – Как у вас с астрономией? Впрочем, не имеет значения. Сейчас автоматон покажет карту видимой Вселенной. Ту, куда проникли взгляды телескопов.
Автоматон-утконос запищал, пугающе разошёлся его клюв.
Посреди алькова повисло голографическое изображение скоплений светящихся точек, туманностей, кругов, спиралей.
На увенчанном горлышком сосуде Полуорганизма загорелась рыжая точка, и изображение Вселенной стало размытым – Полуорганизм что-то искал.
– Подождите секундочку, – сипнул динамик. – Это Галактика Млечный Путь. Наша с вами. Обратите внимание на этот квадрат, вот же – сто пятьдесят градусов по долготе. Увидели? Рукав Персея. И дальше – за Внешним Рукавом.
Я вижу, что ничего не вижу. Пустая синева. Тонущая сама в себе перспектива.
– У вас тоже, наверное, есть это ощущение «ничто», – и уже во второй раз Полуорганизм ответил на мой немой вопрос. – Однако присмотревшись можно её увидеть.
Полуорганизм увеличил фокус, навел резкость.
Теперь я вижу блекло-синий эллипсоид. Планета.
Чуть левее – горящий фонарик. Солнце.
– Чистый Уэд19. Так мы назвали эту планету. Скажете пафосно? Ну и пусть, – Полуорганизм замолчал, в динамике щелкнуло статикой. – Чистый Уэд находится на расстоянии в сорок четыре тысячи световых лет от Земли.
– Далеко.
Мне вновь неуютно. Липкий пот струится по мне. Пот смешивается с топким одиночеством, с пустой синевой ничто, с безликими грубыми цифрами.
– Не близко, правда. Но оно того стоит. Хотя, знаете, проблемы транспортировки, в целом, нет. Телепортация.
– Невозможное возможно?
– Все невозможное в какой-то момент становится возможным. Телепортация не исключение. Что вы скажете, а? Согласны? Согласны стать необходимым элементом? Согласны стать Отцом?
Мне трудно принять себя элементом. Ещё труднее принять себя Отцом.
– Только «Прощание славянки» не нужно играть, договорились?
Часть 3
Неотменимая модальность зримого20. Россыпь цветного бисера сигнальных ламп. Чернильная резина пола. Обивка капсулы в сетке морщин. Покрытое каплями нашего дыхания толстое стекло иллюминатора двери. На периферии зрения – Мармарис. Её мерное вздымание груди под тугим кожаным плащом, её острые скулы. Над головой Мармарис табло секундомера.
Он сказал, пока не загорится красным один.
Как только на табло появится красная цифра «один», нас – меня, Мармарис, капсулу – разложит на молекулы. Мармарис, видимо, не волнуется – у неё есть опыт. Её молекулы неслись через всю Галактику не единожды. Молекулы Мармарис разбегались друг от друга уже несколько десятков раз, чтобы через секунду собраться вновь. Через секунду и я стану бегущими друг от друга молекулами.