К вечеру, когда до захода солнца оставалось не больше нара, следопыт сидел, прислонившись к стене, и, подбирая лежащие вокруг камешки, бросал их в пропасть. Понимая безнадежность ситуации, отстраненно подсчитывал дни, выделенные ему Угом для жизни. Выходило, прежде чем сдохнуть от голода, придется порядком помучиться. Крайне безрадостная перспектива.

Эмоции требовали выхода, и северянин выругался. Громко. Как и следовало ожидать – ничего не случилось. Затем ему на голову и за шиворот посыпались пыль и мелкая каменная крошка. Га-нор вскочил, испугавшись возможного камнепада. Но ничего подобного не произошло. Невольный пленник напряженно вглядывался вверх и наконец увидел то, что хотел. Вновь посыпалась крошка, затем упало несколько камешков. Все говорило о том, что там кто-то ходит. Сейчас сыну Ирбиса было все равно кто это – друг или враг. Сорок лет это не тот возраст, чтобы подыхать, словно угодившая в капкан ледяная белка. Уж лучше умереть от вражеского оружия и отправиться на праздник к Угу, чем превратиться в бледного призрака.

– Эй!!! – заорал он что было сил. – Эй!!! Я здесь!!! Внизу!!!

Поначалу никто не откликнулся. А затем он увидел, что сверху на него неотрывно смотрит человек. Привлеченный криками, неизвестный лежал на краю обрыва, заглядывая вниз. Га-нор вновь хотел заорать, теперь уже от радости, но разглядел незнакомца, и крик застрял у него в горле. Это лицо он знал. Ни грязь, ни кровь не смогли его изменить. Тяжелая челюсть, лохматые рыжие волосы и шрам на лбу. Да-тур. А вот приподнятая верхняя губа, обнажавшая в оскале ровные белые зубы и зеленые глаза…

Тварь, раньше бывшая его кровным братом, неотрывно смотрела на человека. Не спуская взгляда с мертвеца, северянин потянулся к кинжалу, и это послужило сигналом. Оживленный магией сдисца труп спрыгнул на Га-нора. Растопырив руки и ноги, он, словно паук, упал туда, где только что находился воин.

Звук, раздавшийся при ударе тела о камень, заставил содрогнуться привыкшего к смерти и крови сына Ирбиса. Казалось, хруст костей должны были услышать даже в Золотой Марке. Несмотря на торчащие сквозь одежду и плоть осколки сломанных ребер, раздробленные руки и вывихнутую под неестественным углом правую ногу, покойник пытался подняться.

Га-нор не мешкал. Выхватив кинжал, он оказался за спиной порождения сдисского колдуна и, вцепившись в окровавленные рыжие космы, оттянул голову мертвяка назад, быстрым движением вскрыл шею. Оружие с мерзким звуком скрипнуло по шейным позвонкам. Остановился следопыт только тогда, когда зеленый огонь в глазах Да-тура погас.

Тяжело дыша, он снял с дважды мертвого тела свой приз – широкий кинжал – и ногами спихнул труп в пропасть. Га-нор не собирался рисковать и оставлять это рядом с собой. Никаких сожалений сын Ирбиса не ощущал. Да-тур мертв, его дух в чертогах Уга, а то, что осталось в этом мире, всего лишь оболочка, находящаяся под властью сдисца.

Солнце почти достигло вершин, и длинные тени накрыли лежавшую внизу долину. Га-нор, не мешкая, начал подъем.

Все оказалось проще, чем он думал, и северянин без труда находил опору с помощью кинжалов. Приметить щель, вбить в нее клинок, подтянуться на одной руке, всадить второй кинжал чуть выше, вновь подтянуться. И так раз за разом. Высоты сын Ирбиса не боялся и медленно, но верно приближался к спасительному краю. Когда до него оставалось не больше двух ярдов, следопыт остановился и позволил себе небольшой отдых. Верхний участок скалы был гораздо сложнее, чем весь пройденный путь. Трещин меньше. А тут еще и ветер проснулся, норовя сдуть человека в пропасть.