– Двигай копытами, а то сейчас пинка поймаешь! – Довольный собой Томсон захохотал – так, что сигара чуть не провалилась в разинутый рот.

Появившийся коньяк, два больших стакана для коктейлей, гангстеры проглотили разом, игнорируя закуску.

Официант, ожидая, стоял рядом. Иногда что-то брякало у него внутри, будто там перекатывались монетки.

– Ну, чего глазами щелкаешь? – Томсон ткнул пальцем в сливочный пудинг и палец этот, внимательно осмотрев, облизал. – Улыбнулся отсюда, тюбик!

Официант опять с недоумением брякнул и замигал красной лампочкой.

Конг, доевший свой бутерброд, стряхнул со стола крошки.

– Эй, бормоглоты, вы чего пристали к пареньку? – негромко и раздельно спросил он.

– Ты чего, страшок копченый! – повернулся к нему пузатый Томсон и почему-то нацелился на него каким-то пультом, яростно нажимая кнопку.

– Ищите себе другой алкодром, – вступил Ахилл. – Плинтухайте отсюда.

– Окабанели, корявые, – взвился Джеррисон и схватил со стола автомат. – Коряв еще, орлан, на нас батон крошить! Вот бивень, в натуре!

Ахилл и Конг продолжали сидеть неподвижно и явно не собирались бояться. Гангстеры метались внутри, потом бросились к выходу.

– Давай, давай, – попрощался Ахилл, – в другом месте свой коньяк колдыряйте!

– Пока, зверьки, – задержавшийся Джеррисон погрозил то ли кулаком, то ли зажатым в нем автоматом. – Еще встретимся!

– Встретимся, не сомневаюсь.

Официант-столбик стоял, недоуменно жужжа, потом выкатился на улицу и с нелепой, безнадежно медленной скоростью покатился за убегающими.

– Забавные мутанты, – заметила Диана. Она доела мороженое и метко бросила палочку в опрокинутую урну.

– Я их видел, – сказал Ахилл. – Отсюда они, с Васильевского, колдыри местные. – Что-то они кислые какие-то сегодня, странные.

Профессор Кент шел по улицам Университетского городка. Вот так он решил добраться до банка, невероятным, эксцентрическим даже способом. Просто пешком. Мимо невысоких домов, стоящих посреди небольших скверов и зеленых дворов – сейчас их называли «патио».

Новые недавно появившиеся университетские здания были сложены будто бы из кирпича и даже с имитацией окон, стилизованы под старинные петербургские особняки. Копировали их с большим или меньшим успехом. На самом деле, конечно, – из современного прозрачного изнутри стройпластика. Вдалеке над крышами был виден вызывающий такое недовольство общественности новый собор, стеклянный прямоугольник – этот был будто стилизован под старинный небоскреб. Платон еще помнил, успел увидеть на этом месте ветхие василеостровские дома – былые коммуналки, трамвайные рельсы, а вот именно здесь – остатки какого-то завода, коробки со сводчатыми окнами, с трехсотлетней почти копотью на бурых кирпичах.

На улицах было пусто, будто этот мир еще не был переполнен, и Землю во всех концах не дразнили «муравейником». Так почему-то во все времена было в Петербурге – стоит отойти в сторону от главной магистрали, и ты оказываешься один.

На перекрестке, на параллельной улице, видимо, в качестве исключения мелькнули двое прохожих: один – высокий и толстый, другой – маленький и худой. Толстый, кажется, тащил что-то вроде чемодана.

Легкие тени от флаеров и тех, кто путешествовал по небу с гравитаторами, шевелились здесь, на пустом тротуаре. Многие свободно парили в воздухе, под ветром, уносившим их от залива. Платон заметил две темные точки, отделившиеся от какого-то флаера и падавшие вниз. Вторая точка обогнала первую – видимо, была тяжелее. Наблюдение, которое много лет назад могло бы заинтересовать какого-нибудь Ньютона. Профессор удивился мимолетному зрелищу и тут же забыл об этом – о чем-то задумался.