– А какой план был у Ноэля? – осведомилась Элис.

– Либо женитьба на принцессе, либо книга стихов, – сонно откликнулся Ноэль с дивана, на котором лежал и дрыгал ногами. – Только принцессу я буду искать сам. И один. Но конечно же, познакомлю вас с ней, когда мы уже поженимся.

– А хватит ли у тебя стихов на целую книгу? – поинтересовался Дикки.

Очень разумный и своевременный был, между прочим, вопрос, ибо стоило Ноэлю рассмотреть проблему под этим углом, как выяснилось: из кучи всего им написанного смысл мы смогли уловить всего в семи стихотворениях. Одно называлось «Крушение „Малабара“»[10]. Другое он написал, когда Элиза водила нас послушать проповедника, призывающего к духовному возрождению. Там все плакали, и отец сказал, что, видимо, дело тут в красноречии пастыря.

Вот Ноэль и написал:

Правда, Ноэль сознался Элис, что первые полторы строчки позаимствовал из недописанной книги соученика, которую тот собирался закончить, когда найдёт на это время.

Другое стихотворение называлось «В память о мёртвом чёрном жуке, которого отравили».

Повод ему подала отрава для жуков. Очень действенная. Полегли от неё сотни, но оплакал Ноэль только одного. На остальных, говорит, его не хватило. А самое досадное, он не мог потом распознать, какого именно жука воспел в стихах, лишив Элис возможности похоронить насекомое под надгробием с эпитафией, хотя ей очень хотелось.

Когда стало ясно, что стихов на книгу не наберётся, Ноэль предложил:

– Подождём год или два. Уверен, за это время я много чего напишу. Мне, например, вот сегодня утром пришла идея стихов про муху, которая знает, что сгущённое молоко липкое.

– Но деньги-то нам нужны сейчас, – сказал Дикки. – А писать ты, конечно, пиши. Рано или поздно пригодится.

– Стихи ещё печатают в газетах, – подсказала Элис. – Лежать, Пинчер! Не бывать тебе умной собакой. Даже и не пытайся.

– А за них платят? – моментально оживился Дикки. Он готов поразмыслить о действительно важном, даже если это немножечко скучно.

– Не знаю. Но думаю, что никто не позволит даром печатать свои стихи. Я бы точно не позволила! – внесла свою лепту Дора.

Однако Ноэль ей возразил: лично он ничего не имел бы против. Пусть бы не заплатили, только бы напечатали. Тогда он увидит в газете свои стихи, а под ними собственное имя.

– Но попытаться-то мы ведь можем, – сказал Освальд, который всегда стоит за то, чтобы человек дерзал воплотить свои замыслы.

Ну, мы переписали на бумаге для рисования «Крушение „Малабара“» и шесть стихов. Точнее, Дора переписала. У неё почерк лучше, чем у всех нас, остальных. А Освальд нарисовал «Малабар» и танцующих на палубе моряков. Получилась шхуна с полной оснасткой. И канаты, и паруса, и всё прочее. Честь по чести, как описывал мне кузен, который служит на флоте.

Мы долго обдумывали, не написать ли письмо в газету и не отправить его вместе со стихами Ноэля по почте. Дора сочла это самым разумным. Однако Ноэль не согласился: он дол- жен сразу узнать, возьмут стихи или нет, ожидания он не вынесет. И тогда мы решили отвезти стихи в редакцию.

Я отправился вместе с Ноэлем, потому что старше, а он ещё не дорос до самостоятельных поездок в Лондон. Дикки компанию нам не составил. Объявил, что поэзия – лабуда, он рад, что ему не придётся выставлять себя дураком, но на самом-то деле у нас просто денег не хватило ему на билет. Г. О. не поехал по той же причине, но пошёл проводить нас на станцию и, когда поезд тронулся, помахал кепкой и крикнул: «Доброй охоты!»