Прогрохотав колёсами по брусчатке, карета въехала в обрамлённые белокаменными опорами кованые ворота. По сторонам потянулись геометрически правильно остриженные кусты и деревья, а за переплетениями нагих ветвей вознеслись очертания огромного трёхэтажного здания с флигелями.

Карета, дёрнувшись, остановилась перед высоким мраморным крыльцом, дверца распахнулась, и в проёме появилось раскрасневшееся с мороза лицо Дашика.

– Приехали, хворые. Выходите, – ухмыльнулся гвардеец, галантно подав мне руку. – Тут мы и распрощаемся. Дальше за вами дворцовая стража присматривать станет.

На крыльце мялся с ноги на ногу, пытаясь согреться, невысокий, закутанный в меховой плащ человечек с длинным крючковатым носом и сальными, давно не стрижеными волосёнками.

– Кого тут Прародитель послал мне на голову на ночь глядя? – ворчливо проскрипел он и презрительно сморщился, едва только гвардеец подвёл нас к нему. – Ну и вонь! Вас что, год в баню не пускали?

– Ты для начала хоть половину названного срока в застенках башенных продержись, светскую беседу с палачами поддерживая, – тотчас взъярилась я в ответ – человечек уже одним только своим видом вызывал у меня стойкое отвращение, а уж после этого брезгливого комментария и подавно; не будь на мне ошейника – испепелила бы его на этом самом месте, не задумываясь. – А потом посмотрим, сумеешь ли собственное амбре от аромата роз отличить.

Кан бросил на меня горящий предостережением взгляд, но вслух ничего не сказал. Человечек же, никогда и близко не подходивший ни к тюрьме, ни к скотному двору, и, видимо, ничего хуже запаха подгоревшей пищи не нюхавший, оскорбился не на шутку.

– Ты кто, чтоб в таком тоне со мной разговаривать?! – задохнувшись от возмущения, взвизгнул он.

– А ты кто, чтоб иного требовать? – рыкнула я.

Человечек, разинув рот, уставился на меня своими глубоко посаженными злобными глазёнками, но тут в перепалку с лукавой ухмылкой влез вездесущий Дашик.

– Господин Вирий, сии пле… гм… облыжно обвинённые доставлены во дворец по личному приказу его императорского величества. Держать их велено под неусыпной стражей, но обращаться как с гостями: обид не чинить, в общении друг с другом не ограничивать, про вежесть не забывать. А в первый же вечер в баньке помыть, сытно накормить да комнаты выделить. Али, господин Вирий, не получали вы такого приказа?

Захлопнув рот, человечек недовольно уставился на дерзкого гвардейца.

– Ты мне приказы императора не передавай, – проворчал он, отступая. – Куда тебе, безграмотному простолюдину, понимать их. Прощайся давай со своими… гм… подопечными, да поскорее. Чай, зима на дворе, добрый хозяин и пса из дому не выгонит, а ты меня тут ждать заставляешь на морозе.

– Ну добро, господин Вирий, добро, – довольно кивнул Дашик. – Я мигом.

И обернулся к нам.

– Ну бывайте, хворые, – неловко прогудел он. – Император, он того, справедливый. Раз у магиков вас забрал, то во всём разберётся. Уж тут-то, под его приглядом, измываться никто над вами боле не станет.

И, склонившись ближе, заговорщицким шёпотом добавил:

– А Вирия этого, крысу дворцовую, вы не бойтесь. Управдом он, слугами повелевать да понукать привык, вот и вас пытается подчинить. А вы его, чуть зарвётся, на место-то ставьте, он, чай, не император, а и сам как есть слуга, пусть и приближенный к трону, а вы-то императорские гости, хоть и в ошейниках энтих да под стражей. Ну, удачи вам, хворые. Да благословит вас Отец-Прародитель.

– И тебе удачи всяческой, Дашик, – кивнул в ответ Кан. – И спасибо за доброту.

Махнув на прощание рукой, гвардеец торопливо сбежал по ступенькам вниз.