Облекать истории древности в слова и рассказывать их невозможно, но важна не сама суть историй – её можно выразить, а важен её аромат и флюид: счастье пережитой ими современности, которым та современность была пропитана, и которым я наполняю вашу душу «сновидца» долгое время спустя. В этом повествовании «сну» принадлежит решающая роль: задача «сна» поведать вам пережитое кровавым созиданием, как бы не удовлетворяла народы каждая такая попытка созидания!

Надежда, сбывающаяся не томит сердце. Желание – древо жизни. Не пренебрегай словом. Не причиняй вред себе. Не бойся заповеди, ученье воздастся. Не будь не добр. У разумного дела успешны. Притчи Тин_ниТ.

Итак, Тейя села на ложе в собственной палате голубых колонн, на шелковистый балдахин, в той предупредительной тишине, какая во время такой процедуры всегда возникала. Однако на сей раз тишина была особенно глубокой, ибо вошедший мужчина не только безмолвствовал, но и старался управляться с делом совершенно бесшумно и оттого, в тишине, отчётливо слышалось его дыхание занятого делом. Шорох был настолько отчётлив, что казалось, что он был бы слышен и при менее обстоятельной тишине, так как походило скорей на пыхтенье. Этот шорох вызывал Эрота и то ли потому, что Тейя к ним прислушивалась, она недостаточно внимательно следила за действиями своих рук, которые коснулись мужских ног. Её служанка – одетая в паутину, деловито склонилась над парой, как будто нужно было привести что-то в порядок. Богомол, качая головой, глотал сладкое печенье, пропитанного вином и нанизанного на позолоченную бедренную человеческую кость, которую он держал за ядрёный конец пухлыми пальчиками и делал вид, что целиком поглощён этим занятием. А Тейя ободряюще подмигнула ему искрящейся щелкой глаза смуглого лица и было ясно, с каким она это сделала смыслом. Поняв, что свет лампы недостаточно ярок Богомол соскочил с ложа обручения и подбежал к не зажжённым канделябрам. Тут, пошарив в резных складках деревянных столпов, он достал кремень и трут, высек огонь и зажёг фитили – освещение стало роскошным. От плошек с короткими рыльцами для пылающих фитилей палата ожила. Богомол поджимал губы глядя, как пара резвилась на ложе и рад был присутствовать при этом эросе господ.

Повеяло жизнью и теплом: мебель и стены стали более заметны. Помещение для тепла было устлано войлоком, а поверх войлока ещё и пёстрыми коврами, и такими же коврами были облицованы стенки. В глубине из кедрового дерева ложе на медных ножках, покрытое подушками и одеялами. Возле ложа всегда и во множестве возгорались фитили, ибо зазорным для благословенных было бы совершать акт без огней. Расписной кувшин с ручками стоял на плоской крышке смоковного ларя, украшенного по стенкам синими накладками. По углам покоя стояли раскалённые жаровни. На табуретах стояли курильницы, из окошкообразных отверстий которых клубился тонкий, пахнувший корицей, дымок. На столике стояла неглубокая золотая чаша на изящной подставке, изображавшей в рукояточной своей части женщину – музыкантшу.

Амономах приятно отдался во власть сладостных ощущений. Женщина волновала его воображение, она представлялась ему божеством, сошедшим на землю, нежели обыкновенной смертной. Тейя в самом деле была прехорошенькой женщиной, способной увлечь его. Происходящее казалось ему сном, и он боялся проснуться. Тейя заняла место напротив Амономаха, а служанка расположилась возле мужчины. Богомол же взобрался на ларь и с любопытством следил за привычными приготовлениями, намереваясь насладиться духом назревавшего эротического акта. Широкие глаза сверкали восторгом, подбородок серебрился слюной вожделения. Он был не прочь приблизиться к ложу и принять участие в подвижническом невоздержании, но его пугала служанка и трусость брала над ним верх.