– Викторыч, но по водокачке нашли же кто!

– А толку! Вернут теперь её? Где насос?

– Увезли в…, – не успел договорить участковый, Михаил Викторович резко его перебил:

– Куда увезли я знаю! Да её уже распилили ко всем собачьим! Как теперь собрать и привезти, можешь сказать?

– Ну да, следственные…

– Пока доказывать будешь – растащат весь лагерь! Вот заселю тебя в пустой корпус и следи день и ночь. И бензина не надо будет! Толку больше! Нужно работать – предотвращать, а не опосля бегать. Не набегаешь потом! С народом работать надо! Заранее знать: чего хотят и что, где могут!

Тут раздался стук, отворилась дверь и в кабинет вошёл молодой человек, одним кивком головы обозначая приветствие и извинение за вторжение. Твёрдые шаги разбили незаконченный разговор.

– Ладно, Дмитрий Николаевич… – внезапно изменился Михаил Викторович, словно вспомнил о чём-то важном, увидев вошедшего. – Спрошу за всё! И к начальству вашему загляну… – оставаясь в суровом голосе он завершил: – Зайдите в бухгалтерию, пусть 20 литров выпишут. На этого, как его… На бригадира скажи! – махал на дверь рукой Михаил Викторович. Участковый поднялся, пожал всем руки и поспешил к выходу.

– Доброе утро! – начал вошедший и уступил: вслед за ним проскочили несколько человек. Разобрав по-быстрому кому чего у начальника «колхоза» снова остались двое – он сам и его брат Александр Викторович.

– Доброе, начальник! – ещё раз поприветствовал Александр.

– Добрее не бывает.

– Чего такой злой?

– Надо постоянно не высыпаться, чтобы не быть слишком добрым. – пробубнил Михаил Викторович, недовольно и суетливо поглядывая по рабочему столу.

– Гагик скоро подъедет.

– Да идите вы все!.. Вместе со своими гагиками!

– Ты чего? Миша! Обо всем уже договорились. Ты чего опять прыгаешь, не могу понять?

– Руки то не горят? Глотка как у… мало фабрики в городе?

– Тихо, не ори! Мне глубоко почерту твоя дерготня. Хочешь или нет, всё будет так как договорились. Понял!?

Михаил нервно елозил на стуле, передёргивая туда-сюда сложенные малочисленные бумаги. Его младший брат – Саша, которому чуть за тридцать, среднего роста, некрепкого, но уверенного, жилистого телосложения, уселся на деревянный стул, каких было десятка с полтора в кабинете, покачиваясь и сжав губы, в упор глядел на брата.

– Не скрипи! – не выдержал Михаил. – Совести нет ни хрена!

– Совесть?! Кому она нужна твоя совесть! Она прокормит тебя? Не мы так другие вытащат! Хочешь, чтобы мы потом голозадыми остались и башкой по сторонам мотали? Шанс! Миха, шанс даётся, не вовремя ты про совесть вспомнил и не к месту совсем! При чём тут это? Где мой пакет? Надо, мне кажется, поторговаться ещё.

Михаил быстро встал из-за стола, пошарил в карманах ключи и развернулся к сейфу. В двустворчатом железном ящике было много свободного места. Резкий чёрный контраст полого нутра и скромных внутренностей, откуда вынималась завёрнутая в целлофановый мешочек пачка одинаковых светло-коричневых купюр. На верхней бумаге можно было разглядеть в овальном окошке по центру рисунок набережной и снизу крупные буквы: «Приватизационный чек». Закрыв с шумом крашеную дверцу, Михаил бросил пачку на стол: «На!».

– Я всё-таки не могу понять: почему ты тогда не сказал, что ещё остались? Сколько их здесь? – потянулся за пачкой Александр.

– Тебе надо, ты и считай свои фантики! – психовал Михаил.

– Да, успокойся ты. Тяжело с тобой. Сколько работы за зря!! И сколько потеряли!! – Александр так возмущался, что слышно было как шипят звуки в его словах.

– А ты поищи того, с кем легче!

– А ты и рад будешь. Сколько осталось?! – старался держаться спокойным Саша, разворачивая пакетик.