Изба являла собой небольшое прямоугольное жилище размером четыре на пять метров, разделённое надвое русской печью и дощатой перегородкой. Из сеней открывался вход в кухонку, а через неё – в горницу. В доме было чисто, прибрано, внешний порядок не нарушен. Погромом, что называется, и не отдавало. Если бы удалось отвлечься от трупа, то создавалась полная иллюзия того, что нога убийцы сюда не ступала. Если бы удалось отвлечься…

Ещё тёплое и громадное тело Острянского лежало ничком на полу, прямо за порогом, в узком проходе между печью и обеденным столом, обращённое головой в сторону горницы. Напрашивался вывод, что он направлялся туда, да не добрался. Из-под него на крашеные доски пола натекла лужица крови. Кстати, с первого взгляда слабо приметная.

Приступили к осмотру. Полунин в присутствии понятых описал в протоколе незатейливый интерьер, позу мертвеца, состояние одежды на нём и дал знак судебно-медицинскому эксперту для дальнейших действий. Тот перевернул труп на спину.

Участникам осмотра тотчас резанули глаза две немаловажные и броские детали. Первая – огроменный «хлеборез» в правой руке Острянского. На хозяйственном ноже имелись помарки, по-видимому, крови. И вторая – маленькое багровое мокрое пятно на левом нагрудном кармане рубашки с разрезом в центре. Под рубашкой в области сердца обнаружилась зияющая резаная рана. «Свеженький, – констатировал Старосельцев, делая экспресс-освидетельствование убитого. – Тело очень тёплое. Ну, очень тёплое! Трупное окоченение не выражено даже в жевательных мышцах лица. Трупные пятна практически отсутствуют по всей передней поверхности тела. Зарезан с час тому назад». Чуть позже он посредством медицинского термометра произвёл измерение температуры тела потерпевшего через задний проход и раздумчиво произнёс: «Так и есть. Ректальная температура тридцать шесть и две десятых…Свежачок».

Чтобы загрузить неотложной работой эксперта-криминалиста старшего лейтенанта милиции Виктора Байдина, Полунин срочно описал нож. На том явно имелась кровь. Однако Гордей, будучи грамотным следователем, в протоколе осмотра записал так, как его учили в университете: «Пятна бурого цвета, похожие на кровь».

Байдин, уже вступивший в свои права, в тесной координации с прокурором и следователем фотографировал обстановку в жилище, позы трупа в различных ракурсах, а также нож. Выполнив первоочередные манипуляции, он аккуратно взял двумя руками «хлеборез» за остриё лезвия и торец рукоятки, переложив его на чистый лист бумаги. Там он осторожно обработал рукоять вещественного доказательства при помощи кисточки специальным порошком, прогнозируемо выявив на нём отпечатки чьих-то папиллярных узоров. Криминалист тут же «откатал» пальцы рук пострадавшего, пообещав через пару часов выдать предварительные результаты сравнительного анализа.

Больше в доме и описывать-то было нечего (из относящегося к убийству). Даже кухонный стол, в аналогичных кровавых развязках, как правило, уставленный гранёными стаканами и опустошёнными бутылками, усеянный окурками и хлебными крошками, был девственно чист.

– Несчастный случай? Сам себя зарезал? – с ходу предположил из сеней старший оперуполномоченный уголовного розыска Павел Розанов, обведя взглядом присутствующих. – А чего? Пьяный или эпилептик. Ковылял, запнулся, упал…

–…Очнулся – труп, – ёрнически «подпустил шпильку» прокурор. – Вечно вы упрощаете, Розанов. Дай волю вашей фантазии, так у вас и мертвец с тремя кинжалами в спине превратится в самоубийцу. Давайте не станем спешить с выводами, а рабочие версии отложим, как минимум, до конца осмотра.