– А как же те танцовщицы, которые тут выступают?

– Они из очень плохих семей. Или бывает, что семья хорошая, но сама девушка ушла и порвала с ними отношения.

– Я думала, все египтянки должны уметь танцевать, – сказала я, – ведь танец живота – ваш, национальный.

– Да, многие умеют. Танцевать можно – дома, перед мужем. А показывать своё тело посторонним – позор.

– Строго… Но ведь как красиво двигается, – сказала я, кивая на танцора. Мужчина показался мне не очень молодым, но пластика у него была потрясающая. Он был одет в какую-то длинную рубашку, подпоясанную лентой. Танец завораживал – я перестала рассматривать окружающих и, затаив дыхание, следила за происходящим на сцене.

– Танцует он хорошо, – неохотно согласился Саид, – но это не занятие для мужчины.

Представление продолжалось долго и закончилось около часа ночи. Последним номером выступали мужчины, которые очень долго крутились вокруг своей оси и крутили длинные цветные юбки. Получалось зрелищно.

Около полуночи народ стал потихоньку расходиться. Мимо нас прошли люди, о чьей национальности мы с Саидом поспорили: я обратилась в слух и расслышала небольшую часть разговора. Чёрт. И правда поляки. Саид поймал мой огорченный взгляд и рассмеялся.

– Как ты догадался? Я была уверена, что они русские! – расстроилась я.

– Аня, я же здесь работал и умею определять национальности.

– А правда, что женщины из Польши очень красивы?

– Я бы не сказал. Мне русские больше нравятся.

– Хм. – Я нахмурилась. – Ты знаешь, я читала в Интернете историю про девушку, которая вышла замуж за египтянина, но её муж сказал своим родителям, будто бы она из Польши.

– Зачем? – удивился Саид.

– Потому что у наших девушек плохая репутация и родители не приняли бы русскую невесту, – пояснила я.

– Аня, в Интернете чего только не напишут.

– Нет, это правда. Девушка очень подробно рассказала свою историю, все долго обсуждали… Просто у него ортодоксальная мусульманская семья, а русских они считают проститутками… Твои родственники так не думают?

Саид расхохотался.

– Для моей семьи русские как инопланетяне. Успокойся. Мы не будем никого обманывать.

– Точно? – Я посмотрела в глаза Саиду.

– Точно. Хабиби, какая разница? Для мусульман имеет значение вера, а не национальность. Но мужчины могут жениться на христианках, – уточнил он, поймав мой настороженный взгляд.

В такси Саид молча обнял меня и крепко прижал к себе. Я поплыла, мысли путались в голове. Казалось, его присутствие отключает большую часть моего мозга, оставляя только чисто женские инстинкты и желания.

– Тебе хорошо? – неожиданно спросил Саид.

– Очень. – Я удивленно подняла на него глаза. – А ты разве не чувствуешь?

– Я хочу сделать тебя счастливой. Хочу быть с тобой навсегда.

– Саид, – я глазами показала на таксиста, – давай поговорим в квартире. Я знаю, водитель скорее всего не понимает по-русски, но лучше не здесь.

– Хорошо, – согласился он, но не выпустил меня из объятий. Когда такси подъехало к Дельте, Саид быстро расплатился и буквально вытащил меня из машины. В молчании мы дошли до нашего номера. Он рывком открыл дверь и посторонился, пропуская меня вперед, затем усадил на диван и начал целовать. Саид что-то говорил, но я не улавливала смысл.

Следующим утром меня снова разбудил поток света, льющегося из окна прямо на лицо. Я плотно задернула шторы и вернулась в кровать, было ранее утро, спать хотелось неимоверно. Саид лежал на животе и не реагировал ни на солнце, ни на доносящиеся с улицы звуки газонокосилки. Я обняла его и тоже задремала. Кажется, мне даже снились сны.

Все оставшиеся дни мы ложились под утро и просыпались после полудня. Я не вспоминала о Москве, работе, маме, друзьях, казалось, это осталось в какой-то другой жизни. А здесь были только Саид и я. Мы купались, целовались, разговаривали, катались по городу – счастливые и влюбленные. Весь город, нет, весь мир принадлежал нам: море, солнце, глаза Саида, искрящиеся смехом, один бутерброд на двоих, шутливая драка за пульт от телевизора – будто яркие пятна на полотне моей жизни. Пересматривая сейчас первые фотографии из Шарм-эль-Шейха, я чувствую себя безнадежно постаревшей. Смогу ли я ещё быть счастлива? Возможно. Только тех дней мне никогда не вернуть, как не вернуть нас – тогдашних. Воспоминания и фото – вот всё, что у меня осталось. Впрочем, разве у кого-то счастье длилось вечно?