Мы поднялись на чердак, где сквозь щели крыши лился свет вступившей во власть неба луны, оставляя за собой посеребрённые дорожки. Здесь мы хранили вещи, утратившие свою надобность, но хранившие память о том или ином событии в нашей жизни. Как, например, мои и Дейта детские рисунки. Деревянные игрушки, выстроганные заботливыми руками папы... Тут же и его вещи... 

В носу вновь неприятно засвербело, и я посмотрела на бабушку, чтобы отвлечь себя от печальных воспоминаний. 

Она, как раз, достала из глубины разных упаковок тряпичный сверток, ткань которого сильно исхудала и была вся в пыли, и положила его на деревянный стол. 

— Вот. С этой вещью связанно много моих печальных воспоминаний... — вздохнула ба, и трясущимися пальцами развернула ткань, демонстрируя моему взгляду деревянный лук. — Но сейчас он, как нельзя, кстати. — Она отвела взгляд от меня и нежно провела по дереву подушечками пальцев, продолжая говорить, словно сама с собой: — Его сделала твоя прабабушка. Начинаю догадываться, что жизнь без угрозы, без борьбы, была не для неё. Не пересчитать, сколько ссор нам пришлось пережить из-за её желания научить меня защищаться. Но я не понимала смысла тренировок, не понимала зачем мне учиться защите, когда защищаться не от кого. Я сопротивлялась, как могла, а она всё настаивала и настаивала... Но, наверное, в какой-то момент всё же поняла, или смирилась, что мы в безопасности. Так я думаю теперь, когда знаю о её прошлом чуть больше. Спасибо тебе за это, Виолетта. За возможность через столько лет понять свою мать...  

— Бабушка... — только и смогла выдохнуть я. 

— Ничего, птичка, ничего, — ласково улыбнулась она и, смахнув слёзы с глаз, коснулась ладонью моей щеки: — Теперь он твой. Пусть отвага и бесстрашие Евы всегда будут с тобой. Она вложила в него частичку себя — свои переживания, сомнения, страх. Чтобы защитить от этих чувств тех, кого она любит.  

Я прерывисто вздохнула и крепко обняла бабушку: 

— Спасибо. Я сберегу память о ней. Я буду очень стараться быть такой же сильной, как она. 

— И я знаю, что у тебя получиться, моя птичка. Знаю. 

Лук я прихватила с собой в комнату, в которую вернулась после того, как мы с мамой и бабушкой ещё недолго пообсуждали дальнейшие действия. Сердце согревало невероятное чувство гордости и благодарности от того, что моя семья всецело меня поддерживала и верила в мои силы. Без сомнений, они беспокоились и переживали, но верили. Верили в меня. В нас. Что в свою очередь, наполняло верой и мою душу. 

Дейт дремал в полу-сидячем положении, что вызвало у меня улыбку умиления. Видимо, хотел дождаться, когда я приду, чтобы потребовать исполнения обещания.  

Я села на кровать и аккуратно уложила его голову себе на колени, следом принявшись нежно перебирать черные пряди его волос. Как же он изменился за эти несколько недель. Вытянулся. Скулы стали острей. Волосы — длинней... Наверняка, не давал никому себя стричь, ожидая моего возвращения. А, ведь, я могла не вернуться. Какой же я была эгоисткой... 

— Ви... Ви, это ты? — сонно пробормотал брат и зашевелился, просыпаясь. — Ви! — резко выпрямился он и во все глаза уставился на меня. 

— Да, это я. Тебе не сниться, — улыбнулась я. 

Он мгновенно расслабился, а глаза загорелись азартом: 

— Ты же не обманывала? Ты же расскажешь мне всё? 

— Похоже, придётся. Но для галочки — я бы предпочла этого не делать. 

— Как удачно для меня, что тебе всё же придётся, — хитро улыбнулся брат. — Начинай. 

Я тихо рассмеялась и, закинув ноги на кровать, легла поудобней, после протянув руку Дейту: 

— Иди сюда, клопик. Я, кажется, так же обещала долго-долго тебя обнимать.