– Мы с ним сошлись по несчастью, – вздохнула Таисья Кирилловна.

– Это как так?

– Моя семья очень большая была, шесть сестер и один брат, – пустилась в воспоминания бабушка Тася. – Слава Богу, и сейчас все живы и здоровы, кроме Евдокии, моей родной сестры, кровной бабушки Кати. Так вот Василий-то сначала на ней и был женат.

– А ты об этом знала? – обратилась Сабира к подруге.

– Знала, но я как-то не обращала на это внимание. При мне об этом упоминали, но ту бабушку я никогда не видела, и для меня родная бабушка – бабушка Таисья, – ответила Катя.

– Прожили они с Васей год, у них родилась дочка Александра, это Катюшкина мама. А потом так случилось, что Евдокия умерла, и умерла она как раз в день рождения Саши, в самый Покров. Василий остался один без жены, с годовалым ребенком на руках в этом самом доме, где мы сейчас живем, – продолжала рассказывать Таисья Кирилловна. – А я к этому времени тоже овдовела, муж умер от ран, тогда была Гражданская война, и я осталась с трехлетним ребенком на руках. А жила я тогда на этой же улице, через несколько домов. Как родственники мы раньше часто встречались, и я стала помогать ему водиться с Шуркой, иногда бегала ему похлебку варила, в общем, подкармливала его. А однажды он пришел ко мне с Шуркой на руках и предложил сойтись и жить вместе. Так сорок лет уже вместе с ним и прожили.

– Как интересно. А чувства как же? – удивилась Сабира.

– Это сейчас вы, молодежь, все про любовь думаете, а тогда нам не до этого было, выжить бы, да детей поднять, – махнула рукой Таисья Кирилловна. – Хотя все вокруг считали, что это мне повезло. Вы же сами видите, что я с виду не красавица, обыкновенная. А вот Василий всю жизнь был красавцем, и до сих пор им остается, а бабы на него всегда и заглядывались. Да и сейчас иногда кругами вокруг него похаживают.

– Вы его ревновали, наверно? – не отступала Сабира.

Катерина при этом вопросе усмехнулась и сказала:

– Дедушка всю жизнь бабушке верен был, и они хорошая пара.

– Ревновала, конечно, – улыбнулась Таисья Кирилловна. – Сначала, а потом в ум вошла. Да, мы сошлись как родственники, с детьми на руках, но жили и живем хорошо. А в жизни и по-другому бывало, – задумчиво продолжала она. – Разные времена, девоньки были. Например, прабабка моя в ранней юности попала в число обменных девок, которых отправляли на старые заводы, дальние рудники и прииски для принятия закона с местными парнями.

– Как это «для закона»? Никогда о таком не слышала? – встрепенулась Сабира. – Я от своей бабушки такого не слышала.

– И я таких чудных слов от тебя, бабушка, никогда не слышала, – поддержала подругу Катя.

– Об этой истории своей жизни моя прабабка Авдотья не любила вспоминать, – не спеша начала Таисья Кирилловна. – Как-то раз попросила я ее погадать мне на «суженого-ряженого». Гадать тогда она наотрез отказалась, верующей очень была, но свою историю рассказала. На старых и дальних заводах и приисках с рудниками молодежи, особенно девок, было тогда сосем мало, поэтому нашенских деревенских девок туда и отправляли: сажали на телеги и везли, по несколько телег зараз собирали. Как только Успенье подойдет, так и бросают клич и объявляют девичий набор. Вы, поди, и не знаете, когда Успенье бывает? И у Кати нашей все это, конечно, мимо уха пролетает, хотя я ей и сказывала. – Тут она строго посмотрела на внучке. – Я ведь ее не принуждаю верить в Бога, а то дед против, сильно сердится на меня.

– Бабушка, ты, наверно, говорила, но я действительно забыла, – сказала внучка.

– А у нас свои праздники, татарские, – вставила свое слово Сабира.