– А не дать ли в той самой газете, в которой публикуются ваши очерки, объявление с просьбой, чтобы девушка откликнулась и объяснила, как у нее оказалось такое редкое издание? Может, даже не догадываясь о том, она поставила меня в неловкое положение. Что вы об этом думаете?

– Думаю, не надо торопиться.

– А чего ждать?

– Вероятно, в ближайшее время все прояснится.

– Интересно, откуда у вас такая уверенность?

– Внутренний голос подсказывает, – пошутил я, хотя сейчас, под колющим взглядом Золина, мне было не до шуток. – Подождите, может, он и вам то же самое шепнет.

– Похоже, ваш внутренний голос более информирован, чем мой, – недовольно произнес краевед. – В субботу встречаемся у Окладина, вот я с ним и посоветуюсь. Чувствую, у него более трезвая голова, чем у нас с вами.

– До встречи, – воспользовался я удобным случаем, чтобы тут же прекратить обременительный и неудобный для меня разговор.

Положив трубку, посмотрел на Золина. Он тут же отвел глаза в сторону, но я успел заметить в них какое-то особое выражение, которое насторожило меня.

– Извините, приятель позвонил, – как можно небрежней сказал я, словно речь шла о моем сверстнике. – Так на чем мы остановились?

Неожиданно для меня Золин поднялся с кресла и мрачно произнес, злобно кривя рот:

– Я спрашиваю последний раз адрес человека, у которого находится эта книга.

– Считайте, такого человека просто не существует. Я его выдумал, а информацию о первом издании «Слова» взял из какой-то статьи. Такой ответ вас устраивает?

– Нет. Но вы еще пожалеете.

– Вы мне угрожаете?

– Просто предупредил, что вас ждут неприятности.

– Спасибо за заботу.

– Очень скоро вы иначе заговорите, – уже с явной угрозой в голосе бросил Золин и вышел из квартиры.

Хотя я был полностью уверен, что, не сообщив Золину адрес краеведа, поступил совершенно правильно, меня охватило беспокойство. Почему после звонка Пташникова он так быстро кончил этот допрос? Не дал ли я ему в руки какую-то нить, которая поможет ему выйти на краеведа?

Однако, опять и опять вспоминая наш разговор по телефону, я не находил в своих словах ничего, что Золин мог бы использовать в своих целях. На какое-то время я успокаивался, а потом вновь возвращались сомнения. Уходя от меня, Золин явно принял какое-то решение. Не следует ли на всякий случай предупредить Пташникова?

И все-таки, рассудив спокойно, я решил раньше времени не паниковать и пока ничего не говорить Пташникову. В конце концов ничего страшного не случится, даже если Золин каким-то образом выяснит, кого я вывел в своем очерке под именем Краеведа. Другое дело, что, если их встреча состоится, мне придется рассказать Пташникову и Окладину все, что предшествовало началу следствия по делу о «Слове о полку Игореве». А этого, учитывая просьбу Старика, мне не хотелось делать, по крайней мере сейчас, когда мы только приступили к расследованию.

Вместе с тем, вынужденный хитрить с историком и краеведом, я испытывал неприятное ощущение вины перед ними, и если бы не просьба Старика, давно рассказал бы им о полученном письме, положившем начало нашему расследованию. Направляясь в субботу к Окладину, успокаивал себя тем, что сделаю это при первой же возможности.

Еще в прошлое посещение Окладина я хотел спросить его об Ольге – дочери историка, с которой мы познакомились во время поисков новгородских сокровищ. В этот вечер, подав кофе, Окладин сам вспомнил о ней:

– Без Ольги как без рук: и в квартире беспорядок, и кофе так себе. А жена, как всегда, целыми днями в театре, вот и приходится самому крутиться. Ольга по распределению уехала работать в сельскую больницу под Рыбинском. Надеялся, будет хоть по выходным приезжать, но говорит – работы много. Только по телефону и общаемся…