Когда нет дождя, миссис Клиффтон ведет машину лучше, и я могу критично разглядеть Стерлинг. Он кажется непримечательным. Лес и фермы, ухоженные, в хорошем состоянии дома, но в этот раз я замечаю, что все входные двери разных оттенков одного цвета: серо-коричневого, такого обыденного и грязноватого.

Мама всегда настаивала на том, чтобы наша входная дверь была самой яркой в городе, вишнево-красной, и папа перекрашивал ее при первых же признаках выцветания. При этой мысли я больше не могу сдерживаться: обвинения вылетают из меня.

– Миссис Клиффтон, – выпаливаю, прерывая ее на полуслове, – что-то здесь совершенно неправильно.

Ее спина выпрямляется, но она не пытается взглянуть на меня в зеркало заднего вида. В действительности оно там как будто просто для украшения. Я осознала это в тот момент, когда наклонилась вперед на выступе фонтана и не смогла увидеть свое отражение. Почему в моей ванной или в любой другой комнате дома Клиффтонов нет зеркал?

Потому что они были бы совершенно бесполезными.

Пытаюсь не дать смятению просочиться в мой голос.

– Расскажите нам о зеркалах.

– Хорошо, Айла, – говорит миссис Клиффтон успокаивающим голосом, но сжимает руль, и, когда Майлз смотрит то на нее, то на меня, я жалею, что поддалась импульсу. Может быть, то, что она прячет, настолько ужасно, что Майлзу не стоит знать. Мой страх становится сильнее.

– И скажите нам, почему цветы не пахнут, – добавляет Майлз, наклоняясь вперед.

Краска заливает лицо и шею миссис Клиффтон, совпадая с бордовым цветом ее шляпки.

– Мне очень жаль, – запинаясь, произносит она. – Я планировала сказать вам сегодня. Просто хотела, чтобы вы устроились на месте, и мы не знали… учитывая, что вы дети Джульет, – она колеблется, – повлияет ли это на вас. – Она оглядывается на нас с извинением в глазах. – Мы не говорим с посторонними о том, что происходит здесь.

– Что? – спрашивает Майлз. – Что здесь происходит?

– Мы называем это Исчезновениями.

Мимо нас проезжает машина, женщина за рулем приветственно поднимает руку и машет миссис Клиффтон. Но, когда она видит меня, ее улыбка застывает, и женщина хмурится.

Миссис Клиффтон говорит:

– Ваша мама правда никогда об этом не говорила?

Мы с Майлзом молчим.

Миссис Клиффтон вздыхает.

– Я не виню ее, в общем-то. Просто уехать и забыть все. – Она кивает на дорогу, раздумывая. – Мы никогда не знали, какой была жизнь до них. Они начались в 1907 году, когда мы родились.

Теперь она не так сильно сжимает руль, словно испытывает облегчение, оттого что секрет вышел наружу.

– Первое, что мы потеряли, – запахи. В тот день я была на Ярмарке урожая. Конечно, все туда пошли, но я была еще ребенком в то время.

Руль вращается в ее руках.

– Началось все невинно. Мы всегда поддерживали ежегодные дружеские соревнования между горожанами, чтобы увидеть, кто придумает лучший рецепт с яблоками Стерлинга: пироги и торты, сидр и желе. Понимаете, это глупо, конечно, но люди по природе могут быть склонны к соперничеству, особенно в таком маленьком городе, как этот. Все так сосредоточились на том, кого объявят победителем, что сначала никто не заметил, что что-то пошло не так. Только когда судья открыл блюда и наклонился, чтобы почувствовать аромат.

Начинают виднеться окраины города, и первой появляется станция «Тексако».

– Поначалу никто сильно не беспокоился, – продолжает она. – Конечно, мы не поняли в то время, что это значит, когда судья объявил, что запахи всех изделий словно исчезли. Про награду забыли, когда люди вышли вперед, чтобы самим убедиться в этом.

Ее голос начинает слегка дрожать.

– Возможно, они думали, что это только временно. Конечно же, никто не мог догадаться, что масштаб будет таков, что из Стерлинга исчезнут все запахи. Исчезновения повлияли на всех, молодых и старых – и на все: фрукты и цветы, духи и шампуни, даже на такое, что делает людей сентиментальными: например, запах волос ребенка или запахи, связанные с важными воспоминаниями.