– Кто за тобой приедет?

Эсме поворачивается. К ней склонилась соседка по столу. Широкий шарф, которым женщина повязала голову, съехал на один глаз, придавая ей пиратский вид. У нее нависшие веки и гнилые зубы.

– Простите, что вы сказали? – уточняет Эсме.

– За мной приедет дочь, – говорит женщина-пират и хватает Эсме за локоть. – На машине. А кто забирает тебя?

Эсме оглядывает стоящий перед ней поднос с едой. Рагу. Кружочки жира. Хлеб. Надо подумать. Быстро.

– Родители, – брякает она наугад.

Повариха, наливающая чай из огромного термоса, заливается смехом – так каркают вороны в кронах деревьев.

– Глупости, – говорит женщина, придвигаясь еще ближе к Эсме. – Твои родители давно умерли.

Эсме на мгновение задумывается.

– Я знаю, – отвечает она.

– Ну да, как же, – бормочет женщина и со стуком опускает чашку на стол.

– Знаю! – возмущенно доказывает Эсме, но женщина уже уходит.

Эсме закрывает глаза. Надо сосредоточиться. Найти дорогу обратно. Она пытается исчезнуть, забыть о столовой. Эсме представляет себя на кровати. Это кровать Китти. Спинка из красного дерева, кружевное покрывало, москитная сетка. Но что-то не так.

Она была вверх ногами. Да, верно. Эсме переворачивает картинку у себя в голове. Она лежала на спине, а не на животе, и свесила голову с кровати – и вся комната повернулась вверх тормашками. Китти то появлялась, то исчезала из виду, она ходила от шкафа к сундуку, выбирая и откладывая одежду. Эсме зажимала пальцем одну ноздрю и делала глубокий вдох, а потом зажимала другую – и выдыхала. Садовник уверял, что такое дыхание – путь к миру и покою.

– Думаешь, тебе понравится? – спросила Эсме.

Китти подняла нижнюю сорочку и поднесла ее к окну.

– Не знаю. Наверное. Жаль, что ты не едешь.

Эсме убрала пальцы от носа и перекатилась на живот.

– Мне тоже жаль. – Она ударила большим пальцем ноги по спинке кровати. – Не понимаю, почему меня не берут.

Ее родители и сестра отправлялись «в поездку», на праздник в загородном доме у знакомых. Хьюго оставался, потому что он совсем малыш, а Эсме не брали, потому что она была наказана – прошлась по дороге, там, где ездят автомобили, босиком. Это случилось два дня назад. Было так жарко, что ее ноги никак не помещались в туфли. Она и не знала, что ходить босиком запрещено, пока мать не постучала в окно гостиной и не поманила ее в дом. Мелкий гравий на подъездной дорожке колол ей ступни – и приятно, и не очень.

Китти на секунду задержала на Эсме взгляд:

– Может, мама сжалится и передумает.

Эсме еще раз крепко стукнула ногой по спинке кровати.

– Вряд ли. – И тут ее осенило: – Оставайся! Скажи, что тебе нехорошо, и…

Китти принялась вытягивать ленточку из ворота рубашки.

– Я не могу.

Ее голос звучит так напряженно, с удивительной напускной покорностью, что Эсме бросает на нее вспыхнувший любопытством взгляд:

– Почему? Зачем тебе к ним?

Китти пожала плечами:

– Я должна выходить на люди.

– Зачем?

– Встречаться с парнями.

Эсме с трудом села на кровати:

– С парнями?

Китти накручивала ленту на пальцы виток за витком.

– Я именно это сказала.

– Зачем?

Китти опустила голову и улыбнулась:

– Нам с тобой придется найти себе мужей.

Эсме ошеломленно смотрела на сестру.

– Правда?

– Конечно. Нельзя провести всю жизнь здесь.

Эсме уставилась на Китти. Иногда они были словно ровесницы, но бывало, что шесть лет разницы между ними вдруг растягивались, и сестры оказывались на разных берегах широченной реки.

– Я не собираюсь выходить замуж, – объявила Эсме, падая на кровать.

Из дальнего угла комнаты донесся смех Китти:

– Неужели? – только и спросила она.

Айрис опаздывает. Она проспала, слишком долго завтракала и решала, что надеть. И теперь опаздывает. Скоро собеседование с женщиной, которую Айрис хотела бы нанять в магазин, чтобы та помогала ей по субботам. Собаку придется взять с собой. Она не помешает.