Айрис сидит напротив Алекса в баре Нового города; покачивая серебристой туфелькой, впивается зубами в оливку. Алекс поигрывает с браслетом на ее запястье: перебирает пальцами звенья. Потом опускает взгляд на часы.

– Что-то она задерживается…

Его глаза прячутся за темными стеклами очков, в которых Айрис видит собственное искривленное отражение и комнату у себя за спиной. Она роняет на тарелку начисто обгрызенную косточку. Фран, жена Алекса, собиралась прийти, надо же… совсем вылетело из головы.

– Неужели? – Айрис тянется за другой оливкой и крепко сжимает ее зубами.

Алекс молча вытряхивает из пачки сигарету и подносит ее ко рту. Айрис облизывает пальцы и помешивает коктейль в бокале игрушечным зонтиком.

– Представляешь… – произносит она, глядя, как Алекс шарит по карманам в поисках спичек. – Я сегодня получила по почте один счет, и там рядом с моим именем кто-то приписал: «Ведьма». Карандашом.

– Правда?

– Угу. «Ведьма». Скажут тоже. Сейчас и не вспомню, от кого был счет.

Он молча бьет спичкой о коробок и подносит пламя ко рту. Глубоко затянувшись, отвечает:

– Наверняка от того, кто хорошо тебя знает.

Айрис внимательно рассматривает брата: вот он сидит перед ней, пускает изо рта колечки дыма. Не говоря ни слова, она бросает оливку ему за расстегнутый воротник рубашки.

Фран торопливо входит в бар. Она опоздала – засиделась у парикмахера. Каждые полтора месяца она подкрашивает локоны, осветляет пряди. Это больно. На голову надевают тесную шапочку и через специальные отверстия вытягивают тонкие пряди, а потом обмазывают их едким составом. Ужасно болит голова, как будто все еще сдавленная шапочкой.

Фран оглядывает бар. Она надела шелковую блузку, которая нравится Алексу. Однажды он сказал, что в этой блузке ее груди похожи на персики. И еще узкую льняную юбку. Одежда шуршит, а свежеокрашенные волосы плотным блестящим занавесом падают Фран на плечи.

Вот они, полускрытые колонной, на них падает свет. Склонились друг к другу, пьют одинаковый коктейль – что-то алое, прозрачное, с кусочками льда, – и их головы почти соприкасаются. На Айрис брюки с низкой талией. Она по-прежнему худая, над поясом выпирают кости. С ее блузки как будто срезали воротник и манжеты.

– Привет! – машет им Фран, но ее не замечают.

Они держатся за руки. Или нет. Рука Алекса лежит на запястье Айрис.

Прижимая сумочку к боку, Фран протискивается к столику. Когда она подходит, Алекс и Айрис прыскают от смеха, а Алекс трясет рубашку, как будто у него за пазухой что-то застряло.

– Над чем смеемся? – с улыбкой глядя на них, спрашивает Фран. – Что случилось?

– Ничего, – давясь от смеха, отвечает Алекс.

– Ой, ну пожалуйста, – просит она, – расскажи.

– Да неважно. Потом объясню. Хочешь коктейль?

На другом конце города Эсме стоит у окна. Слева от нее лестничный пролет уходит вверх, а справа ступеньки сбегают вниз. Туман от ее дыхания скапливается на холодном стекле. Ледяные иголки дождя бьют в окно снаружи, сгущаются сумерки. Она смотрит на дорогу, на две полосы, разбегающиеся в противоположные стороны, на озеро вдали и на уток, выписывающих круги по стеклянной воде.

Внизу весь день снуют автомобили. Пассажиры садятся на заднее сиденье, мотор фыркает, и машина уезжает, шурша шинами по гравию. «Прощайте!» – размахивая руками, кричат им вслед стоящие на пороге. Прощайте-прощайте-прощайте!

– Эй! – доносится окрик.

Эсме оборачивается. На верхней ступеньке лестницы мужчина. Они знакомы? Может, и встречались, хотя вряд ли.

– Что вы здесь делаете?!

Странно. Мужчина слишком взволнован. Она не знает, что ответить, и просто молчит.