– Чем могу помочь? – обращается ко мне молоденькая девушка. Ей, вероятно, не больше восемнадцати. Выглядит она слегка смущенной. Скорее всего, новенькая.

– У вас есть свободный столик? – Вопрос дурацкий, потому что занят всего один, за которым молча сидит пожилая пара. Причем женщина чересчур откровенно меня разглядывает.

– Вы будете одна?

– Да, спасибо. – Еда в одиночестве меня совсем не смущает. Жизнь журналиста к этому приучила. В первые дни, когда работала в пресс-агентстве, я проводила массу времени у дверей знаменитостей и политиков, а потом надиктовывала по телефону материал. Присаживалась где-нибудь на бордюрном камне, старательно писала хотя бы первые абзацы, чтобы не спотыкаться потом, когда буду все это говорить нетерпеливому редактору на другом конце провода.

…Девушка подводит меня к столику у окна и принимает заказ. Она уходит, а я осматриваю помещение. Оно не слишком большое, столиков на шесть. Пожилая пара потихоньку пьет из фарфоровых чашек. Женщина – платиновая блондинка с худым беспокойным лицом – продолжает меня разглядывать. Я улыбаюсь ей, но она с каменным видом отводит глаза. Очаровательно. Скорее всего, о моем приезде известно всем. Вяло открываю ноутбук, изо всех сил стараясь подавить чувство неловкости. Рассматриваю неровные стены с толстым слоем краски, местами потрескавшейся, и столы со стульями из красного дерева. Прилавок украшен флажками, на нем стоят фарфоровые блюда с розовыми и желтыми капкейками. Представляю, как многолюдно здесь летом, когда полно туристов.

Беру ручку и царапаю: «Оливия сказала, что за ней следили». Подчеркиваю «следили» тремя чертами. Удивительно, что это не попало в печать. Как объяснила Бренда, не удалось ничего об этом узнать. Если только… Я покусываю ручку. Если только полиция не отнеслась к словам Оливии с недоверием. Достаю из кармана телефон и кладу его на стол. Сержант Крауфорд пока не звонил. Мне не терпится с ним поговорить.

– Ваш черный кофе и лимонный пирог.

Благодарю официантку и приступаю к еде. На самом деле я совсем не голодна. Даже пирог не особенно соблазняет. Это, скорее, сила привычки. После расставания с Гевином меня все время тянет на сладкое. Некоторые люди худеют, когда им плохо, я же – наоборот.

Пью кофе маленькими глотками и смотрю в окно, размышляя над беседой с Брендой. Внимание привлекает человек на улице, в основном потому, что странно себя ведет. Нервно озирается, говорит по телефону, как будто ждет, вернее, ищет кого-то. Потом смотрит на мое окно. Я невольно отклоняюсь назад, чтобы он меня не увидел. Сама не знаю почему. Когда я снова выглядываю наружу, его уже там нет.

Возвращаюсь к своему ноутбуку и начинаю записывать все, что мне известно о Ральфе Миддлтоне, когда тот самый человек с улицы влетает в кафе. Он тяжело дышит после подъема по узкой лестнице. На вид – мой ровесник, с темными волосами, закрывающими высокий лоб. Ему приходится слегка пригнуться, проходя через узкий дверной проем. Одна рука в кармане черного пуховика, надетого на рубашку с галстуком.

– Уэзли! – Одна из официанток, хорошенькая брюнетка лет тридцати, спешит к нему. Уэзли? Бойфренд Оливии? Делая вид, что читаю, краем глаза посматриваю на него. Он хорош собой и явно знает это.

И тут я догадываюсь. Не меня ли он искал на улице? Вероятно, Оливия уже успела сообщить ему о моем визите.

– Иззи, – говорит Уэзли, обнимая официантку за тонкую талию. Пожилая пара за соседним столиком тоже за ним следит. Женщина смотрит с плохо скрытым презрением. Это становится интересным.

Уэзли болтает с Иззи и молодой официанткой, которая подавала мне кофе. Ее зовут Хлоя. Он по-прежнему придерживает Иззи за талию. «Так вот ты какой», – думаю я, наблюдая. Мистер Неповторимый, как говорит моя мама. Знаю, что он меня заметил, потому что старательно прикидывается, что этого не произошло. Все помещение для него сцена, а он – ведущий актер. Мне же отведена роль публики.