Повернув ключ зажигания, я спровоцировал рев двигателя, после чего, вспомнив объяснения Стаса о влиянии магии на жизнь, зажег сигарету и улыбнулся. Но улыбнулся не его гипнотизирующей фантазии, эстетично заполонившей пустоты моего сознания, в которых должны были умещаться знание с критическим мышлением, а от последующей неспособности воспринимать информацию от китайского Бориса, полностью противоречившей услышанной в комнате со стульями…

– Что ты видишь? – спросил китайский Борис, кивнув в сторону сидящих напротив нас мужчин.

Я поставил стаканчик с кофе под ноги, лишив руки последнего источника тепла, после чего оперся спиной на лавочку. Сконцентрировавшись на читке, я сразу же провалил задание, на которое должно было уйти не более десяти секунд – по пять на каждого. Сознавая затяжку времени, я первую минуту не мог отбросить мысль о неудаче, но, поборов ее тяжесть, блокирующую сознание, ответил:

– Тот, что слева – крадник.

Человек, про которого я говорил, сидел в потертой одежде, с засаленными волосами, а грязь под его ногтями можно было увидеть даже на другом конце квартала. От него веяло завистью к собеседнику, который был его полной противоположностью: опрятный внешний вид, лощеное лицо. Но от него веяло тревогой. Эта тревога, как я полагал, являлась следствием утечки энергии. И, чтобы убедиться в своих предположениях, я отдалил фокус, после чего увидел тусклую Муладхару – чакру, отвечающую за выживание, чей недостаток энергии лишает человека уверенности в своих силах, делая его тревожным. Этот человек ничего не понимал. Не мог приложить ума, почему все идет наперекосяк. Почему он устает сильнее обычного и не получается осуществить задуманное.

– Ты увидел энергоотток? – спросил он.

– Нет, в том и дело, что не увидел. У него разабалансированна Муладхара, отсюда я сделал вывод, что если не сейчас крадет энергию, – кивнул в сторону засаленного соседа, – то наверняка он ей периодически подпитывается.

Пока я предлагал свою версию, китайский Борис отбивал пальцами ритм на своем стаканчике с кофе. В том ритме я узнавал не попытку остановить обморожение пальцев в достаточно прохладную осень, а желание занять себя в момент, когда я говорю полную чепуху.

– Ты чувствуешь запах? – поинтересовался он.

– Да, запах тревоги.

– Давай по порядку. – предложил он, прихлопнув по коленям, – Ты увидел двух приятелей, один из которых неопрятный, а второй одет как с иголочки, но от него исходит запах тревоги и разбалансированна Муладхара. И после этого ты сделал вывод, что возле него находится крадник? Но если ты не увидел оттока энергии от одного к другому, то это не крадничество. Если рядом с жертвой находится крадник, энергия не перестает перетекать от жертвы к краднику. Почему ты не рассматриваешь вариант с колдовством?

– Смысл ведь один: один человек делает жизнь другого хуже.

– Не совсем, – он покачал головой. – Конечно, есть ритуалы, называемые «крадник» – когда через предметы происходит воровство способностей, либо энергии, и этим промышляют как колдуны, так и, собственно, крадники. Отличает одних от других то, что крадники имеют в своем арсенале лишь способность воровства через предметы, а колдуны могут красть энергию, возвращать ее, наводить порчи и проклинать. А это уже другой уровень…

Я вновь посмотрел на засаленного парня. Пытаясь увидеть в нем колдуна, мне в голову приходил лишь образ Славика – внешне непутевого, но, на самом деле, очень умного человека. Он так же сидел рядом и с открытым ртом внимал мои слова, словно собака, перед носом которой трясут костью, но ввиду того, что она без ног, дотянуться до нее не представляется возможным. С таким же выражением лица, словно на него садились не один десяток раз. И, конечно же, гнилыми мотивами. Я не ставил под сомнение слова китайского Бориса, отчего даже мысленно не колебался относительно того, что перед нами колдун. Но имея в голове образы, сложенные с помощью фильмов, мне было тяжело принять подобных ничтожеств за колдунов.