– Нет, ну это просто возмутительно, – пробурчал директор, спасовав перед таким напором, и отошёл к широкой двустворчатой двери зала.

– Тишина! – громко провозгласила Рагда, колдунья в звёздном балахоне.

Медленно, как крылья огромной хищной птицы, её руки начали подниматься вверх. Когда кисти рук сомкнулись над головой, широкие рукава упали, собравшись тяжёлыми, грубыми складками на плечах, и открыли татуировки – неведомые, изломанные знаки покрывали всю кожу плотной сетью, складываясь в заклинания или проклятия.

Все неотрывно следили за её движениями. Мамы Семёна, Ромы и Егора, бледные, испуганные, вцепились взглядом в ведьму. Они надеялись и верили, что вот-вот правда откроется и они узнают, наконец, где их сыновья. Живые? Только бы живые! Только бы… Трое суток, двое суток… всего несколько часов, но тоже страшно…

«Егорка, хотя бы Егорка! Сыночек… Только бы живой…»

Самая яркая надежда горела в душе мамы Егора: не успела ещё выцвести и не облезла от солёных, едких слёз.

Подростки наблюдали за ведьмой с любопытством, млея от ужаса, который с каждым новым взмахом рук-крыльев всё больше наполнял их сердца, сбрасывал с ритма, заставлял замирать.

Ломаные линии открывались и вновь скрывались под тёмной материей рукавов. Появлялись на мгновение и исчезали. Точно так же вот-вот должна была открыться и вся правда.

Неожиданно этот полёт оборвался: Рагда с тяжёлым грохотом повалилась на пол, вцепилась ногтями в доски сцены и со скрежетом начала драть пол рядом с собой.

Это было ужасное зрелище. Все как один почувствовали внутри себя пронизывающую боль и убеждённость, что не эта странная, чужая женщина, а их одноклассники у них на глазах рвали, ломая ногти, в этот самый момент под собой землю, испытывая невероятное, нечеловеческое страдание. Нарушив гробовую тишину, в голос зарыдали матери. Бездействие изнуряло, мучило хуже предательства.

– Спаси их! Спаси! – молили они колдунью.

Рагда вскочила на ноги. Капюшон соскользнул на спину, обнажив лысую голову, короткую толстую шею и лицо, покрытые точно такими же татуировками, как и её руки.

– Когда тебя ударили по правой щеке, – прокричала колдунья и ударила себя по лицу, – подставь левую! – проговорила она тише и ударила себя по левой щеке.

Когда Рагда опустила руки, все увидели, что на её щеках остались припечатанными фотографии мальчишек, Семёна и Ромы, грубо вырванные с поисковых ориентировок.

Ромина мама потеряла сознание.

– Остановите этот балаган! – Директор вбежал на сцену. – Разве вы не понимаете – это просто мошенница! Не слушайте вы её! Она зарабатывает на вашем горе. Она ничего не знает. Кто она такая?!

Рагда накинула на лицо капюшон и, как подкошенная, повалилась на колени. Раскачиваясь из стороны в сторону, указывая на директора рукой, но не глядя на него, она начала повторять низким утробным, почти нечеловеческим голосом:

– Это он! Он! Заманил в ловушку, в своё чёрное логово. Мальчики живы… они ещё дышат… Я слышу, как трудно им дышать… Шепчут… Только одно слово могу разобрать: «корысть»… Они в плену… Они – счастливый билет. Выигрыш получен. Билеты не хранят на память. Опасно… Очень опасно! Скомкают… Выбросят… Он выбросит! Он!

– Сколько ты денег выдоила с их горя?! Мерзавка! Авантюристка! – закричал директор. – Сколько стоят твои пророчества, ведунья?!

– Директором школы я не стала. – Рагда покачала головой и бесформенной тенью соскользнула со сцены.

– Почему я?! Тебе же всё равно, кого обвинять: ты своё шоу отыграла, деньги получила и ушла, а мне ещё ребят искать… – беспомощно проговорил Владлен Петрович.

Он остался на сцене один. Как мишень, подсвеченная со всех сторон прожекторами.