– Значит, летит, – Паша достал пачку сигарет и закурил.

– Ты куришь? – я нажал на тормоз с такой силой, что Надя чуть не упала с заднего сиденья.

– Пап, поехали. Тебя сейчас, и вправду, больше интересуют мои зависимости? – отрешённо сказал Паша и стряхнул пепел в приоткрытое окно.

– ПА-ША! Мне фиолетово на твои привычки, имей совесть, хотя бы при мне не курить! – от его наглости я перепутал передачи, и машина, чихнув, заглохла.

– Всё к одному, – злостно дёрнув ключи, стал крутить стартер.

Стартер, немного кряхтя, показывал мне, что у него тоже начался перекур.

Я психовал… стартер вредничал… сын молчал… дочь опять уснула. Руки опускались, и от бессилия перед ситуацией на глаза наползали слёзы. Усталость давала о себе знать.

– Пап, – тихо спросил Паша, – почему у меня и у Нади нет браслета?

Смотря в лобовое стекло, я устало пожал плечами.

– Просто как-то странно. Можно было бы подумать, что только у взрослых есть, но у мужиков с тех двух заправок браслетов не было. И у водителей трёх встречных машин. Их салон не светился, как наш, от твоего браслета.

– Паш, я откуда знаю? У меня информации столько же, сколько у тебя. Мы ведь всё время с возникновения «стены» практически не расставались. Я, правда, не знаю.

– Как там мама?

– Не знаю, сын. Но я думаю, что, как и мы, она попытается уехать из города.

– Чёт я переживаю за неё, – устало сказал он.

– Паш, она взрослая, она умная! Она реально не будет сидеть на месте. Твоя мама в прошлом – прекрасный проектировщик и стратег! Да она фору всем нам даст, и машина у неё помощнее нашей.

– Он мешает тебе?

– Кто?

– Браслет?

– Нет. Я его даже не ощущаю.

Паша протянул руку к моему браслету, аккуратно ткнув в него указательным пальцем, резко одёрнул руку.

– Аа-а-а-ах! – он засунул кончик пальца в рот. – Он обшёг меня! Шмотри! Блин, на, шмотри!

Паша высунул палец изо рта и показал мне: в том месте, где он коснулся браслета, отсутствовала кожа и уже начинала проступать кровь.

– Как? – крикнул я, выбегая из машины к багажнику, где уже года два валялась автомобильная аптечка.

– М-м-м-м… – мычал сын, пытаясь найти хоть какой-нибудь холодный предмет, чтоб приложить к нему палец.

– Да как так-то? Да он реально не мог! Да у меня полруки бы уже сгорело! Паша, смысла нет обманывать тебя! – как попугай приговаривал я, роясь в аптечке. На самый счастливый случай там была ампула лидокаина. Надломив её, я капнул пару капель сыну на ожог.

– М-м-м-м… – продолжал мычать Паша.

– Отпускает? – обеспокоенно спросил я.

– Да фиг знает. Вроде полегче.

Паша уставился в окно и вдруг снова подпрыгнул на месте так, словно у него на сиденье лежали ещё три браслета.

– Я ЖЕ ГОВОРИЛ! – закричал он, показывая обожжённым пальцем назад.

Выйдя из машины и посмотрев на «стену», сразу было заметно, что Паша прав. Она точно двигалась! Появлялось ощущение, что радужное сияние не просто стоит за нами, а на фоне пустынных дорог и чёрного неба словно падает сверху.

– Да ну, бре-е-ед! – бормотал я, на ходу уговаривая стартер выйти из продолжительного перекура.

Стартер услышал меня, двигатель заурчал, и я рванул машину вперёд. Надя проснулась, толкнула в бок Машку, которая, зевнув, нежно лизнула щёчку девочки и, решив не останавливаться, лизнула шею, плечо, руку и всё остальное.

То, что мог выжать из себя мой уже не молодой автомобиль, это сто шестьдесят километров в час, но я так жал на педаль газа, что стрелка спидометра колыхалась в районе ста восьмидесяти.

***

Связь с миром, да и в пределах той же России, оборвалась окончательно. Сотовые затихли, телевизоры потухли, современные радиоприёмники шипели на всех волнах. Небольшие обрывки информации о событиях в разных точках планеты могли принимать и передавать только заядлые радиолюбители, у которых где-то в чулане чудом сохранились радиоприёмники старой закалки – на длинных волнах.