Оно смотрело не на экран, а на меня. Я не мог оторвать от него взгляда, какая-то сила притягивала меня, чувство вселенского одиночества охватило меня полностью, я словно проваливался в какую-то могильную яму, у которой нет дна, вокруг была пустота и безысходность. Вдруг я резко ощутил, что сижу в кресле, а через пелену тумана вижу лицо Любаши. Через какие-то секунды ко мне стал доноситься её голос:
– Лёша! Лёшенька, милый, что с тобой? – спрашивала она, обхватив мою шею ладонями и пристально глядя мне в глаза.
– Т-там, т-там, – заикаясь, произнёс я, – т-там, это, ох…, – казалось, в меня всё-таки вернулась уверенность и, неожиданно, энергия и желание обладать своим телом мгновенно распространилась от ступней до кончиков пальцев рук.
Я схватил Любашины руки, встал с кресла и обернулся. В зале был включён свет, мы стояли с Любой совершенно одни. Она смотрела на меня немного испуганно, всё ещё не веря, что со мной всё в порядке.
– Люба, ты что? Что случилось?
– Это с тобой что случилось, Лёш! Фильм кончился, а ты сидишь со стеклянными глазами и не отвечаешь, я тебя трясу, а ты не отвечаешь! – она закрыла лицо руками и заплакала, – Не надо меня больше так пугать!
– Да я не пугал тебя, Люб, я видимо просто заснул, знаешь, бывает такое, даже в научных трудах такие случаи описаны.
– Научные труды, дурачок, – она легонько шлёпнула меня кончиками пальцев по лбу, – напугал, чуть ли не до смерти!
– Я сам напугался, – надув губы пробурчал я. «До смерти» – пронеслось в голове.
– Надо идти домой, что мы тут стоим, как два тополя на Плющихе!
Мы отправились к выходу, я посмотрел на то место, где сидел Кузьмич, около кресла, на полу валялись короткие сухие ветки. «Может на сапогах принёс», – подумал я: «С другой стороны, на улице дождя и грязи вроде не видать».
Мы шли по посёлку к Любиному дому, мне всё-таки хотелось узнать, что делал Кузьмич в клубе, почему его место оказалось рядом с Любашиным.
– Люб, ты только не злись, скажи, а Кузьмич до конца фильм посмотрел или нет?
– Я его не видела, где-то с середины фильма, просто обернулась посмотреть. Ты же видишь, как я к нему отношусь, боюсь его и не люблю. Ну, так вот, посмотрела, а там – кресло свободное. Не было его.
– Ну вот, мы и пришли, проводишь меня до двери?
– А как же!
За невысоким штакетником между двумя толстыми старыми липами стоял деревянный дом. При входе на крыльце горела яркая лампочка. Мы вошли в калитку. Перед дверью Люба обернулась, провела по моим волосам и щеке рукой, ласково улыбнулась, поцеловала меня в щёку.
– Жених молодой, а сам – седой! До завтра! – она хохотнула и закрыла за собой дверь.
«Хм, седой, где она у меня седину нашла?», бурчал я про себя, идя к общежитию. «Ну да, наверное, хотела сказать про беса в ребре?». В общежитии я открыл ключом комнату, и упал на кровать, устав от перипетий первого дня командировки. Спалось мне хорошо, но в какую-то минуту я почувствовал, что-то скребёт по стеклу. Я открыл глаза, мне показалось, что на окне прилегли руки-плети. Страшно не было, но ощущение, что за мной следили, присутствовало.
Я быстро встал с кровати и шагнул к окну. Руки плети – оказались облетевшими ветками рядом стоящей вишни. Но за ней, что-то метнулось в сторону, то ли собака, то ли кошка с ярко светящимися глазами. «Всё, ну хватит уже, завтра рано вставать, спать-спать», – я опять прилёг на кровать.
Следопыт
Будильник в сотовом пропиликал в шесть. Я поднялся с кровати, чувствуя в теле просто катастрофическую усталость и ломоту. Но на работу идти, всё же, было надо. Я взял пасту, зубную щётку, бритву с гелем для бритья, полотенце и отправился в душевую. Почистил зубы и начал намазывать на щёки гель. И тут моя рука остановилась. В зеркале я увидел, что мои волосы на голове приобрели слегка серебристый цвет. «Жених молодой, сам – седой», вспомнил я Любашины слова. Вот она о чём! Не может быть! Ещё позавчера, перед командировкой, мои волосы были абсолютно тёмно-русыми, а теперь в них была седина. «Неет, в истории с Кузьмичём что-то не так. Надо обязательно разобраться с этим!»