Чем занимался Рудольф, Анастасия у него никогда не спрашивала. Ей это было совершенно все равно. Она четко понимала, что человек, совершенно не склонный к труду и накопительству, не проявлявший усердия, вряд ли может сколотить сколько-нибудь крупные капиталы законным путем. Анастасия старалась не рассказывать Натали об их с Рудольфом детстве, считая, что все это давно в прошлом, а жить нужно исключительно сегодняшним днем, не забывая откладывать хоть немного и на завтра.

Шуточное ли дело – такие перемены. Потерять семью, окружение, одноклассников, сменить место жительства, попасть в новый дом к совершенно чужим людям – а дядю Рудольфа и его жену Натали считала чужими людьми, и было заметно, что она их опасается. Жить с опаской – это еще половина беды. Каждый человек пытается, особенно в том возрасте, в котором находилась Натали, построить пусть и фантастические, но планы на будущее.

Положение Натали в Америке было более чем неопределенным. С одной стороны, ее опекунами являлись дядя Рудольф и его жена Светлана – кстати, своих детей у них не было. С другой стороны, полноценно жить здесь Натали не могла. Ее знаний английского пока не хватало для того, чтобы учиться в нормальной школе со своими сверстниками. А для изучения языка требовалось время. Натали оказалась без друзей, ей даже было не с кем пообщаться. Рудольф настаивал на занятиях, думая, что таким образом Натали забудет свое прошлое, адаптируется на новом месте и таким образом развяжет ему руки.

Еще одно обстоятельство заставляло Натали считать, что она находится у чуждых ей людей: ни Рудольф, ни Светлана не разделяли ее увлечений рисованием и, особенно, музыкой. Если с рисованием все было более-менее просто, то с музыкой возникла серьезная проблема. Натали часто вспоминала то пианино, что стояло у них в доме, вспоминала, как мама играла на нем и учила играть ее. И сейчас музыка могла бы скрасить будни и помочь забыть то, что произошло. Но Рудольфа это мало волновало.

– Какое пианино, Натали, – говорил он ей. – Ты с ума сошла. К тому же, я не хочу слушать эти звуки. Пошла по стопам своей мамаши…

– Дядя Рудольф, не надо так о моей маме, она была твоей сестрой и любила тебя.

– Ну, ну, – улыбался Рудольф. – Это-то здесь при чем?

– Мама учила меня играть на пианино, я ходила в музыкальную школу, – начала Натали. – Ты обещал, что у меня здесь будет все.

– А у тебя и есть все, – оборвал ее Рудольф, – ты живешь в моем доме, мы кормим тебя, ты ни в чем не нуждаешься. Или ты хочешь, чтобы я выкинул тебя на улицу?

– Здесь не лучше, – ответила Натали.

– Что? Ты снова за свое? Сегодня остаешься без ужина. И вообще, я ни о каком пианино слышать больше не хочу. У меня море работы, а ты меня отвлекаешь этими своими пустыми разговорами. Иди.

В доме Рудольфа почти не было книг. Не было вообще ничего того, к чему привыкла с детства Натали, и что напоминало бы ей о родителях, прежней жизни и настоящем родном доме, который остался где-то далеко. Скандалы, разговоры о тратах, долгах, деньгах, пустые обвинения, ложь – вот то, чего было там хоть отбавляй.

В очередной раз, сидя в отведенной ей комнатке и лишенная ужина, Натали мысленно переносилась назад, в Россию.

– Будь умницей, слушайся дядю и тетю, это самые родные тебе люди, – сказала на прощание Тамара Львовна из соседнего дома.

– Да вы не волнуйтесь, – ответил за Натали дядя Рудольф. – Там ей будет лучше и, может, что-то толковое из нее и вырастет.

– Ну, дай бог, дай бог, – причитала Тамара Львовна, так и не сумевшая понять самого главного. Забирали Натали совершенно чужие люди – совсем не родной дядя, который уже причинил Натали боль и еще причинит ее в будущем. Кто знает, будь участковый, органы опеки, Тамара Львовна, майор Волков, сотрудники консульства – хотя бы кто-нибудь – чуточку внимательнее, и не было бы многого из того, что случилось после.