Ночью тапками шуршать.
«Мне предложили вас ограбить…»
Мне предложили вас ограбить,
И адрес дали, и ключи.
Да, я хотел, к чему лукавить,
И совести сказал: «Молчи!»
Но есть мужская солидарность,
И я решил всё рассказать.
Возможно, я как вор – бездарность,
Но и не в силах промолчать.
На это я имею право,
Ведь адрес и ключи дала
Мне ваша, даже не шалава,
А натуральная жена.
Куда вы, батенька, смотрели?!
Какой бесчестный нынче мир!
Смотрю, вы тоже обалдели.
Прощайте! Я пойду в трактир.
«В саду стояло фортепиано…»
В саду стояло фортепиано
И стол с салфеткой кружевной.
На нём вино и два бокала
С красивой вычурнрй резьбой.
И никого вокруг… Как дивно!
Какой оживший натюрморт!
Всё лаконично и картинно.
И мне казалось, что вот-вот
По клавишам ударят руки,
Взметнувшись парой лебедей,
И я услышу эти звуки —
Мелодию души моей.
«Не доверяю я поэтам…»
Не доверяю я поэтам.
Они плетут свои сюжеты,
Стихами вмиг обволокут
И сердцу барышни капут.
Потом корми их, да с Пегасом,
С толпою муз и контрабасом,
Со скрипкой, арфой и трубой,
А контингент всегда хмельной.
Ночами пьют, стихи читают,
А утром глаз не открывают
И спят до ужина, а к ночи
Опять гуляют что есть мочи.
«Не дарите мне плюшевых мишек…»
Не дарите мне плюшевых мишек,
Я прошу вас, сеньоры и лорды!
У меня их и так выше крыши,
И у всех очень злобные морды.
Были добрыми мишки когда-то,
Но от стирки в стиральной машине
Передёрнуло всех косолапых,
И состроилась мина на мине.
По ночам они очень зловещи,
И мне кажется заговор близок.
Опасаюсь я их каждый вечер.
Очень нервно смотрю телевизор.
Но раздать их и выбросить – жалко,
Потому что они, как родные.
Все они – это чьи-то подарки,
Хоть ненужные, но дорогие.
«Нептун, страдающий артритом…»
Нептун, страдающий артритом,
Пришёл однажды за кредитом.
Клиента днём увидел клерк
И свет в глазах его померк.
«После дождичка в четверг…»
После дождичка в четверг
К нам пожаловал ковчег,
У горы вчера причалил,
В нём приплыл к нам печенег.
Был он страшен и плечист,
Как наш Васька- тракторист.
Раков нам привёз в подарок,
Был художественный свист.
Так свистели на горе
Эти раки в сентябре,
Что оркестр тот слыхали
Аж на речке Ангаре.
А до речки Ангары
Двадцать пять годков ходьбы.
Вот такие у нас будни
После жатвенной поры.
«Ко мне ходили музы по ночам…»
Ко мне ходили музы по ночам.
Их было две и обе мной любимы.
Одна дарила свет моим очам,
Была она как сон необходима.
Вторая слух ласкала звуком лир,
И без неё ни сна, ни дня, ни ночи.
Собой она заполнила эфир
А без звучанья тошно было очень.
Глаза искали первую из них,
А уши жадно слушали вторую.
И выбрать я не мог из муз ночных
Ни ту, как ни прискорбно, ни другую.
Они давно уже в одно слились,
Я их не различаю – так похожи.
И обе наполняют мою жизнь,
И обе до сих пор меня тревожат.
И обе мне несут и звук, и свет,
И ни одна другой не интересней.
С одной я – музыкант, с другой – поэт,
А вместе это всё зовётся песней.
«Кто выбрался из грязи в князи…»
Кто выбрался из грязи в князи,
Того всегда как угораздит,
Хоть стой, хоть падай: китч на китче.
Дворцы их просто неприличны.
«Не грусти, краснея за окном…»
Не грусти, краснея за окном.
Я вот не краснею, а синею,
Но при этом думаю о том,
Что несу всё время ахинею.
Виноват, наверное, коньяк,
Или это просто показалось.
Не могу впустить тебя никак,
Очень мало выпивки осталось.
Так что не красней и не грусти,
А ступай домой, не шляйся ночью.
Может быть и нет тебя. Прости,
Я сегодня пьян. И это – точно.
«За Птицезая кто слыхал?..»
За Птицезая кто слыхал?
Он, Птицезай, такой нахал,
Что лучше вам его не знать,
Спокойно есть, спокойно спать.
Присниться может Птицезай,
Тогда пустырник принимай
И валерьянку залпом пей.