Поначалу Ирод от таких челобитных только что не расцвел, каждого из просителей лично на ноги поднял, на подушки, узорами расшитыми, усадил, по-царски угостил, потому как коли просят его защиты самые уважаемые люди Галилеи, стало быть, не отвергают его. Нешто будут они у неугодного им чужака помощи искать? Все мы так решили, подвоха не почувствовали.

Собрал Ирод своих воинов, члены совета из казны денег на дело благое выдали, и в путь пустился, разбойничью шайку по городам да лесам разыскивать.

В походе этом был и я, так как на тот момент начали мы с Иродом одну долгую партию в шахматы, которую ни за что не желали оставлять или откладывать. А шахматы суеты и спешки не терпят. Тут все следует по правилам делать – величаво и с превеликим достоинством. Посему я доску в седельном мешке таскал и, как привал какой в пути случится, тотчас расставлял фигуры, погружаясь в сладостное предчувствие победы.

Своей ли, Иродовой головой, про то если и мыслил, то самую чуточку. Да и не ожидал, если честно, что за проклятым Иезекией придется столько побегать. Казалось бы, вот уже вышли на след его, а дальше точно в сказке: видит око, да рукой не дотянуться. Вот только-только ураганил подлец в крошечной, но ухоженной и зажиточной деревеньке, народ безвинный покрошил, дома пожег, добро разграбил, ан, хватишься, нет. Точно вода между пальцами, утекли молодчики Иезекии. Точно не одна злобная шайка в Галилее орудует, а несколько.

Но вот однажды выследили мы проклятых в узком ущелье, где на тропе не более одного человека зараз находиться может, и, обложив со всех сторон, сначала вызвали камнепад, закрывший один из проходов, а затем обстреляли из луков, пока последние разбойники на землю не попадали, безропотно сдаваясь на милость победителей, то есть нас. Это друг Ирода сотник Гиппий[33] предложил, сам горец, хорошо в таких делах разбирался.

Впрочем, о какой милости может идти речь, если во все времена разбойников немудрёно распинали на крестах, не пытаясь изобрести что-нибудь новое.

Но на этот раз проклятые разбойники так переполошили Галилею, столько уничтожили безвинных людей, сожгли домов и складов, что нам пришлось, не ограничиваясь обыкновенной казнью на месте задержания, отрубить головы Иезекии и его сотников и десятников, да привезти сию добычу в столицу, выставив их на воткнутых в землю копьях возле здания местного синедриона[34].

Мы рассчитывали вернуться с победой, слушая благословения и славословия, но Тверия, вопреки ожиданию, встретила вернувшееся с победой войско молчаливым трауром. Отовсюду на нас глядели мрачные лица, люди перешептывались, прятали детей. Нигде не играла музыка, не высыпали навстречу празднично одетые толпы.

В небольшом городе, что при трех колодцах и трех храмах, запамятовал название, толпа подростков встретила нас с камнями, и Ироду хватило сдержанности и здравого смысла не казнить зарвавшихся наглецов на месте, приказав родителям мерзавцев завершить дело праведной поркой. Мы думали, что это излишне мягкое наказание смягчит нрав подданных, заставив их понять, что перед ними добрый и благородный правитель, данный им свыше. Куда там! Наша шахматная партия давно завершилась, но иная игра, та, в которой мы были всего лишь деревянными фигурами, еще только началась, и едва мы въехали в главный город Галилеи Тверию, члены городского совета синедриона выбежали нам навстречу в разорванных одеждах с посыпанными пеплом головами. Они рвали на себе волосы и туники, проклиная имя Ирода и оплакивая своих детей.

Ничего не понимая, мы подъехали ко дворцу, где, запершись от беснующейся толпы, прятались жена Ирода Дорис с сыном Антипатром. Вот тут-то мы и узнали, в чем дело.