Потом мы с Олей любовались пургой, глядя в окно квартиры. Снежные вихри плясали за стеклом. Их хоровод разрушали порывы ветра. А снежинки в веселом порыве снова группировались в дружные озорные команды и продолжали свой задорный зимний танец. Вдруг порывом воздушного потока сорвало краешек полотенца, прикрывающего наши пельмени. Тут же к хороводу снежинок присоединились красавицы-синички. Они не стали выплясывать и выводить танцевальные кренделя, они живо заинтересовались содержимым пельменей. Под звуки мелодии пурги их клювы начали отбивать барабанную дробь, извлекая из пельменей свиные прожилки. Очень они любили сало. Оля начала переживать: «Как же так, мы старались, весь вечер лепили пельмени. Дедушка Гоша перед этим ездил на рынок. Он купил мясо, перекрутил его. Баба Алла готовила тесто. Потом мы все лепили… А эти хулиганки синички напали на все готовенькое и кушают?!»

А птички-синички, толкая друг друга и громко чирикая, продолжали свою трапезу. Они не обращали внимание на детские переживания.

Синичка

Тост под пельмени. Стоит по центру Георгий Щёкотов, ниже по центру Анатолий Павлович Леонов, правее Ангелина Ивановна

– Доченька, не надо волноваться. У этих птичек есть маленькие детки, – начал придумывать я, – они тоже хотят кушать. Гнезда находятся на улице, а голодным в мороз выжить трудно. Вот они и клюют пельмени, чтобы покушать самим и принести в клювах еду для деток. Посмотри, Оленька, синички клюют только твои пельмени, которые ты сделала своими ручками. Значит, они самые красивые и самые вкусные. Птички всегда выбирают самое лучшее, они хорошо разбираются, где вкуснее, – на этой ноте я закончил свою выдумку.

В глазах у дочери заблестели искорки восторга. Они сменили туманную озабоченность ее взгляда. Оля радовалась за птичек. И, конечно, за себя. Ведь она хоть и маленькая еще, но уже отличный кулинар. Птички по достоинству оценили ее труд. Папа все правильно подметил, наверное, думала моя доча.

– Мама, мама, птички клюют мои пельмешки, которые я слепила сама! – зазвенел голос нашей дочери.

Он звучал, как родник, переливался, как колокольный перезвон. От этого в нашей квартире становилось светлее и теплее. Мне начинало казаться, что снежинки за окном хороводят уже под весенние мотивы. Что капель уже не за горами. А зима только начинала набирать свою силу.

О родственниках Георгия Семеновича Щёкотова мне почти ничего неизвестно. Знаю только, что он уроженец Кузбасса. Давненько, годах в шестидесятых, приезжал его брат. Но, напившись, он начал метать ножи в дверь кухни. Все радовались, когда он уезжал обратно домой.

Ангелина Ивановна в девичестве носила фамилию Сальникова. Отца и мать она не помнила. Когда ее родная мать трагически погибла в г. Улан-Удэ, на семейном совете трех сестер, урожденных Сальниковых, которые жили в Иркутске, было решено поручить воспитание малолетней девочки Ангелины ее тете Клавдии. Так и получилось.

Клавдия Васильевна Сальникова свою приемную дочь не очень любила. Ее родное дитя умерло в младенчестве. Клавдия была одинокой. Членство в партии коммунистов помогало ей работать начальником на разных постах. Последним был пост директора Курбатовской бани, что была возле старого моста через Ангару. Ангелину нередко лупила до потери сознания за провинности и шалости. Но Ангелина не помнила зла, тогда лупить детей было нормой – «чтобы выбить дурь из головы». Вот и выбивали, кто ремнем, кто палкой, иногда до смерти. Наверное, повторяли свой опыт побоев, полученный от родителей, перенося его уже на своих детей, родных или приемных. Времена были суровые и нравы тоже.