– А Игорь Гордеев тогда в обкоме работал?
– Да, он был заведующим отделом науки. Первым секретарём горкома комсомола тогда был Леонид Шагин, вторым – Валерий Кондратьев. Валера уже собирался переходить на партийную работу. Меня-то и хотел Орлов устроить на это, освобождающееся место. Сергей Шапочка – мой однокурсник по Высшей комсомольской школе уже был в Усть-Илимске. Его взяли в Управление строительства ГЭС или города, точно не помню.
– Ё-мое, это я в ноябре 1977 года занял, Таня, твоё место второго секретаря Усть-Илимского горкома комсомола. Сергей Шапочка проработал в этой должности совсем немного времени?
– Нет, – Татьяна смеётся, – моим местом тогда оказался на долгие шестнадцать лет Иркутский обком комсомола!
– Тань, а курьёзные воспоминания у тебя остались?
– Конечно! Слушай, я продолжу свой рассказ о том визите в Усть-Илимск. Мы встречали 300 человек венгров, отряд прибывал из Москвы в аэропорт города Братска. Самолёт задерживался на неопределённое время. Нас разместили в гостинице для партийных работников в посёлке Падун. Меня разместили в комнате, где когда-то бывал Никита Сергеевич Хрущёв – руководитель СССР (1956—1964 гг.).
Комсомольская конференция, Братск. В первом ряду слева Геннадий Козарез, первый секретарь Братского ГК ВЛКСМ, в третьем ряду слева Александр Корольков
– Ничего себе, ты спала с хрущёвским духом в одной постели, – весело смеюсь я.
– Нет, никакого духа там не чувствовалось. Было тепло и светло, – в ответ смеётся Татьяна, – я продолжу, Сергей, свой рассказ. Мы уже укладывались спать. Было около трёх часов ночи. В шесть утра меня расталкивает дежурная гостиницы и говорит, что самолёт уже идёт на посадку. Что она не может разбудить нашего первого секретаря. Я бегу к Орлову. Тормошу его, а Анатолий Иванович никак не может проснуться. Потом сквозь богатырский сон слышу его чёткую команду: «Самолёт задержать!»
Кто-то из обслуживающего персонала гостиницы позвонил куда следует – и самолёт, и высадку пассажиров действительно задержали на некоторое время. Мужчины успели побриться, привести себя в порядок. Встреча прошла на должном уровне.
Когда уставших венгров привезли на автобусах в Усть-Илимск и разместили в общежитии, выяснилось, что одному парню, у которого рост был более двух метров не могут подобрать кровать. Нашу принимающую сторону никто о таком нестандартном бойце не предупреждал. Администрация общежития к этому была не готова. А парень позвал, почему-то именно меня, и показал, что лечь на кровать он может лишь с горем пополам. Ноги удавалось просунуть сквозь спинку кровати. Но как накрыться одеялом? Это было проблемой. Я побежала к руководителю общежития. Говорила требовательно, но спокойно. Кто-то посчитал, что был устроен разнос. В течение недели была изготовлена специально для этого великана особенная кровать и сшито большое одеяло. Благо виртуозов-сварщиков на усть-илимской стройплощадке было немало. Потом мне этот парень прислал записку с благодарностью за проявленную заботу и огненный напор. Заведующий общежитием не хотел повторно встречаться по этому вопросу с представителями обкома комсомола.
– Наверное, Таня, твой темперамент и напор комендант общежития воспринял как сокрушительный ураганный ветер торнадо, – улыбаюсь я.
– А ещё этот день приёма иностранной делегации по иронии судьбы совпал с днем рождения Анатолия Орлова. Не мне тебе, Сергей, рассказывать, как принимали гостей усть-илимцы. Радушно, щедро, гостеприимно… Я не выдержала этого своего первого в жизни испытания крепкими спиртными напитками. Мне было плохо. Я думала, что помру. Кроме сухого вина мне не доводилось ранее принимать ничего другого. Этот опыт с Зубровкой у меня был первым и последним. Анатолия Ивановича поздравляли венгры, горком комсомола, «Братскгэсстрой», потом забрали к себе болгары. Командир их отряда Стефан Станев не отпускал Орлова из застолья до самого утра. А в восемь утра в горкоме уже было назначено совещание по подведению предварительных итогов по приёму венгерских друзей. Я преклоняюсь перед Орловым. Не знаю, удалось ли ему поспать. Но выглядел он свежим как огурчик! Оказалось, что он очень внимательно следил за всеми происходящими событиями. Он замечал и подмечал всё – от крупного до мелочей. Леонид Шагин при «разборе полётов» стоял по стойке смирно. Он, опытнейший солидный комсомольский работник, воспринимал, всё, сказанное Орловым, как критические замечания, необходимые к устранению в дальнейшем. Способность во всех ситуациях прежде всего думать о работе, о людях, о тех, кого пригласили на наши стройки – это и было яркой отличительной чертой того нашего комсомольского времени!