Но так и не найдя подходящего ответа, принялся шустро собирать дрова для костра, пока не пошёл дождь. Сушняка валялось в округе в изобилии. Вытащил из кармана огниво, чиркнул пару раз отточенными движениями, огонь вспыхнул сначала маленькими оранжевыми язычками, превращая сухой мох и лубяные волокна с корой дуба в красные угольки. Жар набирал силу, поглощая всё больше дров. Хвост подкинул в огонь толстых веток и расположился у костра, греясь от его тепла. Мелкий дождь превратился в ливень. Потоки воды ручьями стекали с полусгнившей крыши и собирались в огромную лужу, в низине под старыми дубами, когда та до краёв наполнилась, шумный бурлящий поток перелился в молодой овраг, унося дальше мутные воды вниз по логу. Костёр разгорелся, и его тепло согрело путника, лишь изредка небольшие порывы ветра влетали в разрушенное временем странное строение, заставляя поёжиться и пододвинуться ближе к огню.

К вечеру ливень чуток приутих, и Хвост различил сквозь шелест и шум воды возню под крышей, держащуюся на честном слове. Сначала хотел её проигнорировать, но голодный желудок воспротивился молчаливому созерцанию огня, и потребовал от своего хозяина встать и посмотреть. Вдруг там много вкусненького?! Желание желудка подтвердились. На чердаке гнездилось несколько пар диких голубей. Коля схватил ничего не подозревающего голубя, отсёк ножом головы и большую тушку быстренько освежевал тут же около костра, перья бросил в огонь, надел на импровизированный вертел, сделанный прямо из дров, приготовленных для костра, и повесил над огнём медленно и, без голодной дрожи в руках, принялся жарить голубя. Он никогда не суетился при приготовлении пищи, и неважно когда он последний раз ел, эта привычка, выработанная с детства, главное в его мире было то, чтобы пища хорошо пропеклась или сварилась, только это гарантировало её хорошее усвоение, иначе может случиться несварение желудка. Даже голубь в этом мире был не диетической пищей. Эта птица имела две головы два крыла и два хвоста и две длинных лапы как у курицы, вследствие чего плохо летала и селилась в местах богатых пищей. От этого малоподвижного образа жизни голубь стал жирный и больших размеров.

Жалко, что не было хлеба и соли, но зажаренный до хрустящей корочки он и так пришёлся по вкусу, уставшему и продрогшему путнику. Хвост довольно вздохнул после хорошей трапезы, подкинул ещё немного дров в огонь, расчистил место между стенкой и костром, примостился и совсем по-детски подтянул колени к груди, положив ладони между ними, а под голову нагретый у костра плоский камень и заснул.

Его мысли в тепле да на сытый желудок текли тихо и спокойно, словно воды небольшой речушки текущей среди гладкой как стол степи. Дождь за стенами продолжался. Ветер налетал сильными порывами, иногда донося до спавшего путника мелкие брызги, но Коля был уже далеко от этого мира. Его ноги шагали по ледяной пустыне, и где он ступал, прекращалась стужа, выглядывало Светило. И так ему от этого было приятно, что парень старался даже реже дышать, чтобы не спугнуть эту свою новую возможность! На снегу появились человеческие следы, и Хвост шагал по ним как зачарованный. Ведь буря утихала и являла ему ещё не заметённый след человека, явно блудившего в бушующем мире стихии. И ему стало в двойне приятней, что он догонял заблудившегося путника, и с каждым шагом следы становились свежей и свежей. Ещё несколько минут и перед Хвостом открылись совершенно свежие следы. Отступившая буря ещё не успела их занести своими ледяными снежинками. Парень ускорил шаг и как только он перешёл на бег, то увидел в нескольких метрах от себя бредущую в снежном буране женскую фигуру. Коля рванул вперёд что было сил, но красная куртка с криком: «Помогите-е-е!» сорвалась вниз в ледяную пропасть разверзнувшуюся прямо перед ней.