Какие-то доли секунды мой разум боролся с ощущением нереальности происходящего.

Невероятно, думал я. Разумеется, это всего лишь рисунок. И невозможно утверждать стопроцентно… Но сходство просто поразительное!

Чем дольше я вглядывался в изображение человека на стене, тем больше убеждался, что ошибки быть не может. Со стены на меня смотрел портрет музыканта с площади.

Мощный луч света полоснул тьму, и ударил мне по глазам.

– Хреновое место для пикника, сынок.

От неожиданности я чуть не выронил телефон из рук. Видимо, изображение музыканта так поразило меня, что я даже не слышал, как кто-то поднялся по лестнице. Стоило все же обратить внимание на тот шорох снизу.

– Только давай без глупостей.

Из-за бьющего в глаза света, я не мог разглядеть лицо того, кто обращается ко мне. Но голос явно мужской. И, судя по одышке, принадлежит человеку немолодому.

– Оставайся на месте, сынок. И медленно, о-очень медленно, подними руки вверх.

– Какой я тебе сынок? Кто ты вообще такой? И какого хрена тебе от меня нужно? – спросил я.

– Просто делай, что тебе говорят. Подними руки над головой.

Значит это полицейский, пронеслось в голове. Или кто-то вроде охранника. Черт, вот засада.

– Может, перестанешь слепить меня? Что происходит-то вообще?

– Эйнат, надень-ка ему наручники.

О, оказывается, есть еще какая-то Эйнат.

– Послушайте, – начал я. – Не знаю, что вы хотите, но никаких наручников я не надену.

– Лучше не выпендривайся, сынок.

Мощный хлопок потряс тишину. Слева от стены откололся кусок плитки.

Черт! Похоже, старик явно не в себе. Медаль что ли за мое задержание хочет получить?

– Следующая – в колено. И никаких сраных социальных выплат. Спишем на сопротивление при задержании. Верно, Эйнат?

Девушка неопределённо пожала плечами.

Значит, все же менты.

Эйнат сделала несколько шагов в мою сторону.

– Руки, – сказала она.

Я не шелохнулся.

– Держу тебя на мушке, сынок, – произнес старик. – Можешь не сомневаться.

Я попытался представить, каковы мои шансы на побег. И подумал, что лучше не рисковать. В конце концов, ничего противоправного я не совершал. Вероятно, меня с кем-то перепутали.

– Ладно, – ответил я, протягивая руки вперед. – Черт с вами.

Последний раз наручники на меня надевали все в том же две тысяча пятнадцатом. Тот год вообще был богат на события. Наверное, мир проходил через какой-то очередной виток. И меня на нем закрутило словно пылинку.

А когда буря утихла, я почувствовал, что вещи, которые казались мне необычайно важными, вдруг потеряли всякий смысл. Вот только что с этим новым пониманием делать, я совершенно не представлял.

Сколько себя помню, я всегда мечтал стать оператором. А когда это, наконец, стало возможным, «волшебный мир кино» почему-то утратил для меня всю свою привлекательность.

Я успел снять несколько рекламных роликов, придумал сценарий короткометражки, даже отправил ее на международный кинофестиваль, а потом что-то во мне сломалось. И я все бросил. В том числе и колледж.

Только с появлением Полины все начало понемногу налаживаться. Я по-прежнему не знал, что делать со своей жизнью. Но теперь хотя бы мне было с кем послушать Боба Дилана.

Приблизительно в то же время Тим съехал из Тель-Авива. Мы стали реже видеться. Но когда встречались, то напивались все так же, как и раньше. Может, даже сильнее. С той лишь разницей, что в отличие от меня, Тим никогда не терял над собой контроль. А вот со мной вечно что-нибудь приключалось.

Но однажды ночью все перевернулось с ног на голову.

После нескольких часов в баре, Тиму вдруг приспичило сесть за руль. Хотя до этого пьяным он не ездил. Бывают такие состояния, когда кажется, что сию же секунду нужно воплотить ту идею, что пришла в голову. И если такие мысли рождаются в баре, то ничего хорошего от них не жди.