Общение нашей семьи с внешним миром постепенно свелось лишь к редким посещениям родственников. В одно из таких посещений, когда у родителей мужа по случаю юбилея собралась многочисленная родня, его сестра Света, разглядывая Жанну, стала гадать: «На кого же она похожа?»

Для меня это была больная тема: кроме своих глаз, ничего знакомого в ней я не находила. Слава занервничал, неуклюже пытаясь перевести разговор на что-то другое, но Света, упрямо возобновляла обсуждение, вовлекая родственников, и только Екатерина Семеновна, поджав губы, молча глядела в окно.

***

Незаметно прошла зима. Незаметно, наверное, потому, что я по-настоящему увлеклась работой, задавшись целью досконально во всем разбираться. Оказалось, чем больше я узнавала, вникая в дела, тем интереснее становилось… На предприятиях уже не просто считались со мной как с представителем серьезной организации, но и побаивались моей въедливости и знания предмета. В надежде на мою благосклонность, стали предлагаться дорогие подарки, с натяжкой замаскированные под свои изделия, или отдых в элитных местах.

На одном солидном заводе ко мне приставили «красавца мужчину», с явным заданием соблазнить… Старался он изо всех сил, я даже пожалела его, принимая ухаживания. А дальше – ни-ни…

Он всё понял и разоткровенничался.

– А ну их! Нашли «жиголо»… Хотя ты классная баба, и, не будь у меня жены и двоих детей – влюбился бы.

– Спасибо, но ты герой не моего романа. И часто тебя так используют?

– Нечасто: влиятельные женщины, нужные руководству, редки.

– И как успехи?

– Нормально, ты вторая, с которой не получилось, а в основном – как по маслу.

Меня это заинтересовало.

– А что жена?

Он почувствовал мой интерес, и азарт охотника вновь заставил усмотреть во мне «добычу».

– Когда дело успешно продвигается, я докладываю начальству, и, обеспечивая мне свободу действий, семье дают путевку в хороший санаторий. – Ладонь его легла на мою руку, он понизил голос. – Ира, я не буду никому ничего докладывать. Давай в выходные куда-нибудь закатимся, я знаю отличные места.

– Премного благодарна, Игорь Олегович, за искреннее предложение, – я высвободила руку, – но придется вам провести выходные с семьей.

На мою иронию он не обиделся и, наверное, еще на что-то надеясь, грустно повторил:

– А ты классная баба…

Я, вероятно, не устояла бы перед какими-нибудь соблазнами, если б Яков Моисеевич своевременно не предостерег меня:

– Ирина Юрьевна, я вижу, как серьезно вы относитесь к работе. Похвально, но такая дотошность не всех устраивает. Возможно, вас будут пытаться чем-то, как-то подкупить или скомпрометировать. Обычно это хорошо маскируется и трудно отличить элементарную доброжелательность от взятки. К сожалению, даже с ценными сотрудниками приходилось расставаться, а мне хотелось бы работать с вами долго…

Выше среднего роста, худощавый, Яков Моисеевич всегда был словно «наглухо застегнут». Седой ежик волос и аккуратные небольшие усы усиливали ощущение строгости, исходившей от него. Первое время я внутренне сжималась, когда он подходил ко мне, отдавая распоряжения или спрашивая о чем-либо.

Я видела, с каким уважением относятся к нему сотрудники, точнее – сотрудницы, так как в нашем отделе из двенадцати человек было всего трое мужчин, а в другом, возглавляемом Федором Никодимовичем, соотношение мужчин и женщин-зеркально противоположное. Почему так сложилось, мне объяснила Людмила Алексеевна, работающая здесь с незапамятных времён. Заметив крайнюю испуганность новенькой девочки, она с самого начала взяла меня под свое покровительство.

Мужчинам Яков Моисеевич не давал никаких поблажек, и не многие могли соответствовать его требованиям. А по отношению к женщинам требовательность и строгость часто переходила в отеческую заботу. Он говорил, что в войну Россия выстояла и поднялась из разрухи благодаря своим женщинам.