Дверей в этом доме не было. А комната, в которой я лежала на полу, была детской – кровати были у всех детей, кроме меня. Груда тряпок – вот всё, чего удостоили девочку в её семье.

Терпела я не долго, хоть тут повезло. Дождалась, когда они уснут и потихоньку начала подниматься из той груды, где вынуждена была валяться, пока тело было слабым. Живот сводило от голода, а горло – от жажды. Пока лежала после пробуждения – вертела головой и осматривалась в этой покосившейся избе.

В дверной проем было видно кусок кухни со столом, и там же, скорее всего, находился вход в спальню родителей. Мои, родные по отцу, братья и сестры уже спали крепким сном, набегавшись по улицам за день, или просидев перед окном, как Гелия.

Если я правильно приметила – в миске остался кусочек лепешки. Я желала его заполучить немедленно и употребить в угоду своему желудку. В конце концов – морить ребенка голодом – это огромное свинство со стороны мачехи. В ней, итак, моя душа за последние волосы цепляется, чтобы не улететь обратно. И пусть подспудно хотелось вернуться обратно и завернуть к другому огоньку, всё-таки было боязно. Вдруг ещё одного шанса мне не дадут? Или дадут, но не так.

Не хотелось бы очнуться в теле какого-нибудь рептилоида и обнаружить, что моё земное происхождение там сразу видно и вообще считается ересью и карается рудниками по добыче особо опасной радиоактивной руды. Тьфу! Куда-то не туда меня понесло, бабку старую.

Под выглядывающим краешком лепешки обнаружилась ещё одна, и целая. Не сдержавшись, проглотила и её, запив из недопитой кружки отца девочки – просто не видела при свете луны в окошко, где стоит кувшин, из которого мачеха наливала питье. Травяной отвар оказался на редкость приятным и ароматным, с привкусом ягод. А лепешка была божественно вкусна, притупив голод. Но в туалет хотелось всё сильнее.

Задвижка на двери в избу открылась с противным скрипом. Я замерла, прислушиваясь к тишине избы, нарушаемой вторящим друг другу, храпом взрослых. Детей слышно не было, но это и нормально. Потянула дверь на себя, а потом толкнула наружу, когда поняла, что открывается она не так, как у меня в квартире.

Спутник этого мира был не один. На ночном небе ярко, для ночи, разумеется, светили два спутника, освещая старый дом, заросшую травой и бурьяном ограду и окрестности с соседними домами.

По вытоптанной в высокой траве тропинке я дошла до сомнительного вида уличного туалета. Тут и там, рядом с тропой были вытоптаны пятачки. Сначала до меня не доходило, что это. И лишь кое-как открыв дверь, я порадовалась, что устояла на ногах – пол туалета давно провалился вниз, и из зловонной ямы на меня щерились обломки гнилых досок. Значит пятачки – это импровизированные отхожие места семейства.

Тяжело вздохнув, постаралась не обращать внимание на обстановку и сделать свои дела таким же способом. Только место пришлось выбирать подальше, где траву не вытоптали.

Как же можно иметь свой дом, землю и не ухаживать за ними? Отец бы меня уже хворостиной захлестал, если бы я учудила «присесть», где ни попадя. Но и хозяин он был рачительный и любая работа в его руках спорилась. И электроинструмента в то время не было – всё честным физическим трудом и по вечерам после работы. А летом и вовсе – пока солнце не сядет.

А после его смерти – уже мы с матерью в порядке содержали семейное гнездо и нанимали мужскую силу, если сами не могли что-то сделать. И лишь потом нам с мужем от работы выделили квартиру, куда мы переехали, приезжая к маме на лето и в выходные вместе с детьми. Сын тоже успел застать те времена, когда рабочим людям выделялись квадратные метры. А вот внукам так не повезло – мир захватила демократия и коммерция под тошнотворными масками благого дела для мира. И миром стали править не добрые мечты о светлом будущем, а деньги.