Опускали! Слова рождались
На губах, и к губам – ласкать
Полушёпотом отправлялись.
Как же долго хотелось спать
На плече Вашем загорелом
Легкомысленнейшей из дев!
Прижимаясь горячим телом,
Как корой – к сердцевине древ,
К телу Вашему – приголубить
(так дитя в расставанья час!),
Понимая, что схожесть судеб —
Это то, что разводит нас.
До утра доживём ли? Тише!
В будуаре, где всё лишь – сны,
Мне казалось, я ясно слышу
Горны Вашей святой войны.
2002
«Замёрзшие руки – на пальцы дышу …»
Замёрзшие руки – на пальцы дышу —
Сжимая, к губам… – Не трожь!
– Ты как? – Ничего, не жалей, прошу!
Срывается голос – в дрожь.
У пропасти, за которой моря
Бездонные, легче – лечь.
– Ты плакала? Нынче твои глаза…
– Не надо, они от свеч
Церковных, по блюдцам уже не собрать
Растёкшийся воск – в свечу…
– Ты плакала… – Да! Вечерами – да!
И утром – опять хочу!
И город вдруг стал мне – мошенник, тать,
Хожу, не подняв лица.
– К любимому ехала? Целовать?
– Нет. Хоронить отца.
2002
«Диалектика бытия …»
Диалектика бытия —
Все проходит, пройду и я!
Плеч сутулость и тонкость рук,
Тихий выдох, ресниц испуг,
Танцы в кухне, волос пике,
Разворот на одном каблуке,
Нить струны и романса нить
Шерстяная, чтоб сны ловить.
Лето тает, как в синем – дым
Самолетов, летящих в Рим,
Самолетов, летящих вспять,
Даже взглядом их не догнать!
Да и стоит ли? Срок всему!
Потянусь к тебе, обниму,
Пей, прекрасный мой визави,
Спелость осени и любви!
2002
«С недостроенного балкона…»
С недостроенного балкона,
Многократным теряясь эхом,
Виноградники оплетая,
Голос длился. Овчиным мехом
Укрывая колени – помнишь? —
Засыпали под звук гитары.
И казался нам мир огромным,
Но надкушенным, то есть старым.
В керосинке фитиль – на вечер.
И не больше. А завтра – темень.
Разливное вино стучало
По вискам. Был закат потерян.
Разрывался маяк, скрывая
Звёзды (скроешь ли?), звёзды – выше!
С недостроенного балкона
(иль достроенной полукрыши?)
Возноситься легко. Ты помнишь
Вознесение? Крылья – били.
В сентябре нам ещё казалось,
Мы любили.
2002
«Искала. Ночи. Города…»
Искала. Ночи. Города.
Вокзалы – жизни рваный край.
А в пальцах – белая слюда —
Стаканчик пластиковый – чай.
И мимо окна. Сколько их!
Невесть – куда. Невесть – зачем.
Ужимки, сумки, проводник
В своём купе – хмельной совсем.
И стынет чай. А на табло —
Любой маршрут: Берлин? Мадрид?
– Вам в городе каком везло?
Где из окна был краше вид?
То жизни, а не поезда.
Чужие жизни – мимо! – но
Куда вы едете? – Куда?
Мне всё равно…
2002
«Угловатый камень (остров…»
Угловатый камень (остров,
Выпятивший суть стихии
Из нутра её, и рвущий
Ту стихию острым краем!) —
Тут наяды плавниками
Жемчуг брали и в чужие
Отдавали руки. Жемчуг
Краше, коли отдаваем.
Таинства свершались, камнем
Все скрываемы, доколе
Под рукой моей планктону
В августах – перечить небу,
Озаряя всех пришедших
(иль заплывших?), поневоле
Жаждущих тепла – от камня,
В камне ищущих – потребу
Древнюю. Из самой глуби,
Где дыханье лишь в зачатии,
Отдаваемо – услышать
С губ сбежавшее: «Однажды
Милый, встретимся на камне?
Я уже пошила платье
Лучшее, и дни считаю,
И как месяц длится каждый».
Камень – остров, где Колумбом —
Я, и я же – цепким крабом
(в прошлое, мой друг, возможно ль
Десятью ногами впиться?).
Я, должно быть, Вам когда-то
Представлялась светом слабым.
Вы теперь меня – слабее!
Камень тот Вам тоже снится!
Вырванный из глотки моря
Волат стонущий: «Возьми же
Страсть! Сумеешь ли? Открытых
Не боишься ран?» Ступенью,
Приступом – пред входом в небо
(выгнешься – и небо ближе!)
Камень, на котором рядом
Я стою – твоею тенью.
2002
«Выйти в красной юбке узкой…»
Выйти в красной юбке узкой,
Шпильки, рыжая копна,
Вся оборочками блузка,
Грудь – ого! – почти видна!