Отказавшись оставить Москву и занять оборону в окраинном Дмитрове, может быть, ещё окончательно не решив, как ему поступить, он все-таки принимает меры для своей безопасности и спешит умножить свои вооруженные силы. За чей счет? Известно, за чей: его доверенные прислужники и лизоблюды продолжают сманивать самых нестойких, самых недалеких, самых завистливых или обиженных из подручных князей и бояр. Третьяк Тишков, его дьяк, соблазняет Андрея Шуйского перейти на службу к дмитровскому удельному князю, возможно, он же, или кто-то другой из той же ватаги смутьянов, делает такое же предложение Борису Горбатому. Они действуют по известному правилу всех провокаторов: Андрею Шуйскому нашептывают за пьяным столом, что Борис Горбатый уже дал согласие на отъезд, а Бориса Горбатого уверяют, что Андрей Шуйский принял их предложение и чуть ли уже не увязал сундуки.

Какое-то время назад князь Андрей Михайлович Шуйский уже отъезжал на службу к Юрию Дмитровскому. Тогда великий князь Василий Иванович потребовал его возвращения. Удельный князь Юрий Иванович не стал возражать и выдал отъездчика. Воротившийся князь Андрей за попрание крестного целования был сослан на службу в дальнюю крепость, затем переведен в Нижний Новгород, где командовал полком правой руки при Иване и Василии Шуйских, после чего получил отпущенье греха.

Такого рода обид подручные князья и бояре не забывают по гроб жизни и даже после, в своем потомстве, не могут простить. Князь Андрей готов вновь подрядиться в службу к дмитровскому удельному князю и участвовать в мятеже против сына уже потому, что был когда-то наказан отцом, однако первый опыт отъезда его кое-чему научил, он опасается, как бы в случае неудачи колеблемый ветром князь Юрий Иванович снова не предал его. Из осторожности он возражает Тишкову:

– Ваш князь вчера крест целовал великому князю, добра ему клялся хотеть, так отчего нынче зовет людей от него?

Тишков отговаривается насилием, как издавна принято у всех тех, кто преступает крестное целование или присягу:

– Князя Юрия бояре приводили заперши к целованию, а сами ему за великого князя целованья не дали, так что это за клятва и честь? Это неволя!

Андрей Шуйский все-таки наведывается тайно к Борису Горбатому, тоже только что отбывшему ссылку, однако в тот раз великому князю целовавшему крест на него. По тем же причинам, что и Андрей Шуйский, Борис Горбатый готов отъехать и участвовать в мятеже, но тоже колеблется, дмитровскому князю не верит, и Андрей Шуйский уговаривает его:

– Поедем вместе, а здесь служить – не выслужишь ничего: князь великий млад, несмышлен, оттого о князе Юрии и носятся слухи, аль не слыхал? Если князь Юрий сядет на государстве, и мы к нему раньше других прибежим, так этим выслужим у него.

Борис Горбатый, должно быть, зная нрав князя Андрея, не склонен ему доверять: коварен род Шуйских весь до единого. Как знать, может быть, в случае удачи он и готов присоединиться к мятежникам, именно ради того, чтобы ухватить или вымолить кусок пожирней, тем не менее вслух отвечает отказом. Андрей Шуйский тотчас доносит на Бориса Горбатого как на отъездчика, страшась, имея на то основания, что тот первый на него донесет. В свою очередь, князь Андрей как в воду глядел, Борис Горбатый доносит на Шуйского.

Получив два доноса, присовокупив к ним упорные слухи о том, что дмитровский удельный князь замышляет мятеж, опекунский совет обязан принять неотложные и по обстоятельствам суровые меры для пресечения мятежа, однако опекунский совет до того ничтожен и слаб, что колеблется, спорит, ни на что не решается и тем не только не связывает, но развязывает тоже не особенно храбрым мятежникам руки. Михаил Глинский тоже не смеет ничего предпринять. Как все авантюристы, дети удачи, он хорош там, где необходимы отвага и сила, но, как все случайные люди, в крупных делах управления и политических битв он не уверен в себе. В глубине души он сознает, как шатко его положение, шатко именно потому, что в этой стране он всем чужак, что нет ни одного человека среди подручных князей и бояр, на которого бы он мог опереться, что одни сторонятся его, другие завидуют богатству и блеску его былых приключений, тем более завидуют внезапному возвышению, третьи презирают его за измены, недаром же, судачат они, великий князь Василий Иванович перед смертью просил подручных князей и бояр именно за него.