Женщина провела его в восточный неф, где они уселись за один из низких мраморных столов, заваленный кипами книг. Два библиотекаря работали в глубине помещения, тихо переговариваясь над разложенными бумагами. Было это святилище тени, прохлады и тишины; лампы давали лишь столько света, сколько хватало для чтения.

Библиотекарь угостила Иеронима мёдорином из наполненной фруктами миски. Он поблагодарил.

– Береника, – представилась она. – Чем могу вам помочь?

Он вынул книгу. Береника протянула руки. С чуть заметным колебанием он отдал ей том.

Она раскрыла его, перелистнула несколько страниц и вопросительно взглянула на господина Бербелека.

– Греческий, окский, гэльский, вистульский, готский, московский или латинский перевод. Есть у вас какой-нибудь из них? Ведь точно есть.

Береника в задумчивости положила закрытую книгу себе на колени – грязная чернота на мягкой белизне, – сплела поверху ладони – теперь он заметил, что на больших пальцах она носит одинаковые кольца, – и чуть склонила голову. Оба прятали лица: она – за завесой волос, он – в тени капюшона.

– Я хотела бы узнать, как ты ею завладел, эстлос.

– У вас есть ее перевод или нет?

– Ох, полагаю, есть.

– И?

– Как? – повторила. – Эстлос?

– А в чем дело? Это какой-то редкий экземпляр?

– И впрямь не знаешь —

– Разве я пришел бы сюда и спрашивал бы —

– Ну да. Да. – Некоторое время она молчала. – Собственно, мне нужно сообщить об этом главным.

– О чем, во имя богов? По крайней мере скажите мне, что это за книга! Что это за язык! Что в ней описано! Ведь ты знаешь.

– Знаю, знаю, нам известны такие книги.

То, как она это произнесла – интонация, с какой покинуло ее губы слово «такие», – открыло в сознании Иеронима цепочку быстрых ассоциаций. Александрийская Библиотека – заведение теоретически независимое, но оно находится в землях Гипатии, в антосе Навуходоносора. Береника, будучи родовитой александрийкой, носит в себе все блага и проклятия этой Формы.

Господин Бербелек отбросил капюшон. Глядя на женщину, легко сжал ее плечо. Она вздрогнула.

– Можешь мне ответить, – сказал. – Должна.

Та меканически кивнула.

– «Свет госпожи нашей», скорее всего первопечать, – быстро начала библиотекарь. – Язык Лабиринта, одного из храмовых алфавитов Кафтора, который не используют вот уже тысячи лет. Когда после Пятой Войны Кратистосов и Изгнания Иллеи Коллотропийской появились лунные культы, они восприняли ту традицию и стали использовать этот заново воссозданный язык в качестве своеобразного шифра. Письма и книги начали кружить по всей Европе и Александрийской Африке. Сразу по Изгнании кратистосы оставались исключительно чутки, давили на владык, всех схваченных последователей Госпожи приговаривали к смерти. Минуло уже несколько сотен лет, а обладание подобной книжкой все еще рассматривается как отягчающее обстоятельство под антосом большинства кратистосов. Тут, под антосом Навуходоносора, – тоже; особенно тут. Ты должен знать, эстлос: Потния некогда владела этими землями: от Пиренеев до Садары и Аксума. У нас, в Библиотеке, есть эти книги, поскольку у нас есть все, но мы не изучаем их, и никто извне не обладает к ним доступом.

Проклятая Магдалена Леес, подумал господин Бербелек. Только этого не хватало. Если Шулима тоже в этом замешана…

Он сжал руку Береники; раз уже поддалась, не откажет и сейчас.

– Отдай.

Но она вскочила, освободилась от захвата, отступила от стола. Книгу прижала к груди (грязно-черное на светлой бронзе).

– Думаю… думаю, что теперь ты уйдешь, эстлос.

Вот и все тебе возвращение великого стратегоса, – мысленно вздохнул Иероним, снова натягивая на голову капюшон. Если уж библиотекарь – даже напуганная, так легко сбегает из-под моей руки. Другое дело, воистину ли я бросил на весы морфу стратегоса, ведь я не перерезал бы ей горла, это не был приказ, она никогда не приносила мне присягу. Ты не кратистос, Иероним, не король, не аристократ чистой Формы. Детская фантазия Авеля легла на твое сознание. Чернокнижник съел твое сердце, забудь о той жизни.