Юлька глупо улыбнулась толстобрюхему Диме и заглянула в его рыбьи глаза, одиноко торчащие на опухшем, измятом, прыщавом лице с синим шрамом на левой щеке.


– Димулечка, я что-то домой хочу.


– Лови такси и езжай – отдохни, радость моя! – участливо отозвался «Димулечка».


     «Радость» так и сделала.


     Таксист попался угрюмый. Разговаривать не хотел, да вдобавок слушал какое-то нудное радио. Юльке пришлось слушать стихи…


  Юльке почему-то вдруг стало стыдно за свой паразитарный образ жизни, но лишь на короткое мгновение. После непродолжительной паузы заиграла музыка Эдварда Грига. Юленька задремала. Разбудил ее все тот же хриплый женский голос.


– Дорогие слушатели, недавно в Америке был обнаружен и вскрыт сейф знаменитой авантюристки начала этого десятилетия, Хэйди Флейс. Эта роковая женщина, сумевшая одурачить богему и деловые круги, заслужив безупречную репутацию благодаря деньгам и потеряв ее при разоблачении (скандал, как вы помните, прогремел на весь мир) умела, как выяснилось не только торговать «девочками» в Беверли-Хиллс, но и творить. Нам показались любопытными два стихотворения, написанный Хэйди в десять и пятнадцать лет. Они были застенографированы ею в аккуратной толстой тетрадочке, найденной в сейфе.

– Остановите, уважаемый, – намеренно растягивая слова, попросила Юленька. Она небрежно достала из кармана пятидесятидолларовую купюру и отдала ее водителю.


     Поднимаясь к себе по лестнице (заботясь о своей фигуре, она никогда не пользовалась лифтом), Юля напевала свою любимую песенку – «Разговор в тиши».


– Нимфа, Нимфа, что за груди!


– Что так смотришь – не твои.


– Нимфа, Нимфа, свои груди


Мне в свой дар ты обрати.


-Вот уж нет. Скажи на милость…


– Нимфа, Нимфа, подари!


– Нет сказала. Что за наглость –


Лезть за даром. Ух, смотри!


– Нимфа, Нимфа, я завою.


– Водяной, ты глупый что ли?!


– Грудь сжимает мне от боли,


Я уже всю ночь ведь вою.


     Приняв ванну с розовым маслом и сделав себе расслабляющий массаж, Юленька улеглась в постель. И стала сама с собой разговаривать.


– Придурок, купил себе пару месяцев назад сотовый телефон и теперь его отключает, чтобы никто не беспокоил. Мне сотовый и пейджер подарил… Запрещает их давать кому-либо. Хочет, чтоб только он мне звонил – беспощадный тиран! А я не удержалась… Звякнула на днях старой подруге, с которой со школьной скамьи не виделись и не созванивались: жизнь слишком разная была, и родители ее сильно меня не любили. Ну, так вот…звоню… Та, скотина, говорит, что ей некогда, так как она котлеты жарит… Я ей так спокойно номер сотового и пейджера оставляю и мило так ей: «Ну, беги жарить свои котлеты… будет время – позвони». Что бы вы подумали? Через пять минут звонок: «Дорогуся, я так соскучилась, давай встретимся». Наверняка, котлеты в тот день недожаренными получились… Эх, ну почему жизнь такая нехорошая… До Димы встречалась с Лёшей, у того все было: двухэтажная квартира, «Мерс», деньги, вкус… дома все в коврах… и статуэток разных штук сто… картин полно… Сразу понимаешь, духовность в человеке есть – у него все такое дорогое… А Любкин друг, пожалуй, тоже ничего. Накупил всякой вкуснятины в супермаркете «Гитлер-парк» нам на ужин на пятьсот долларов… Хороший такой, душевный… Повезло же свинье, этой Любке.


     Ох, непонятно день или ночь, хочу ли я спать или нет. Состояние противное.


     … В этот утренний час в одном домике на краю села в Ярославской области девяностолетний старик лежал на койке. У окна сидела его седая, беззубая жена. Она смотрела на спокойную гладь озера Неро и о чем-то тихо плакала.


– Настасья, скажи, сейчас день или ночь?